Джек Уильямсон "Королева легиона"

ГЛАВА 1

 

У ЛЕГЕНДЫ О Джил Гайрел необычное начало.

Она жила одиноким ребенком при живых родителях. Шустрая маленькая девочка, с большими глазами, с вечной улыбкой, в платьице, перепачканном в красной пыли и грязи, родившаяся в захолустном городишке в бедном и малолюдном пограничном мирке. Ей снился Легион, она жалела, что не могла вырасти и встать в ряды его легендарных героев. Но она была бедна и одинока. За исключением старого дедушки, у нее не было никого, кто бы ее понимал. У нее не имелось очевидных талантов, ничто не сулило ей великой судьбы.

Правда, огненные шары полыхали и сверкали в небе ночью, когда она родилась. Но огненные шары обычное дело на Пути Ястребиной Головы — метеоры, которые огненным ливнем льются со сверкающего неба туманности каждую зимнюю ночь. Ее мать ненавидела их…

Никто бы не поверил, что эта пигалица, когда вырастет, впишет своё имя в свитки истории человечества и войдет легенды о героях Легиона.

Но именно это она и сделала.

Благодаря туманности.

Большая туманность Голова Ястреба расползается зловещей кляксой на картах звездного неба. Клякса эта родилась, когда маленькая группа звезд дрейфовала сквозь большее галактическое облако. Сила тяжести уплотнила газ и пыль. Новые звезды сформировались, и некоторые из них были гигантскими. Гиганты прогорели быстро, полыхнув напоследок пожаром сверхновых. Ударная волна от их взрывов прокатилась по Вселенной, сдувая атмосферу с планет более спокойных старых звезд.

Мгновение спустя, по космическим меркам, затухающая ударная волна взрыва встретилась с ударной волной экспансии человечества. На ракетах и на кораблях с геодезическими двигателями люди расползались по Галактике во все стороны от старой Земли. Ударная взрывная волна встала у них на пути. Ослабленная, ставшая слишком зыбкой, чтобы ее зафиксировали приборы, ударная волна все еще оставалась смертельным барьером для любого корабля на не ньютоновой тяге.

Но, наткнувшись на преграду, человечество отказалось останавливаться. Астронавты жаждали добраться до далеких миров. Старые планеты были пусты, сожженные ударной волной взрыва, и все их странные чудеса ждали, чтобы до них кто-то добрался. Именно командор Бен Гайрел, на «Легионе Арго», нашел путь через барьер волны.

Путь Гайрела, как его назвали, был отмечен тремя звездами-маяками. Альфа, вне туманности. Бета, в устье канала. Гамма, первая звезда внутри. Сама Бета открывала путь. Горячая голубая звезда, выброшенная из ядра взрывной туманности дикими приливными силами, настигла умирающую волну, чтобы пробить в ней тоннель. Оказавшись на гребне волны, Бета и ее единственная далекая планета были окружены опасными облаками дрейфующих метеоритов.

Большинство астронавтов боялось туманности, хотя ее богатство и тайны очаровали их. Туманность проглотила отца Джил. Ее мать боялась и ненавидела Путь и саму туманность. База Легиона там была важна когда-то, но ее величие померкло еще до ее рождения.

Иногда сияющие космические корабли проносились, мимо тахионных маяков-мигалок, которые установил старый Бен. Маяки не переставали вращаться, отмечая вход на Путь, но большинство астронавтов предпочитало обходной путь вокруг роев метеоров Беты. Путь был почти заброшен, но память о былых временах еще не угасла… И все же детство Джил было вполне счастливым.

Она любила долгие зимние ночи, когда в небе сияла туманность. Великолепные огненные крылья туманности пылали зеленым и алым пламенем справа и слева от угольно-черного облака космической пыли, которое напоминало страшную голову ястреба с крючковатым клювом. Даже метеорные штормы, которые ненавидела ее мать, были для нее радостным событием.

Джил часто стояла снаружи, дрожа от холода и удивления перед сияющим чудом небес, пока ее мать не начинала кричать, зазывая девочку домой. Внезапные клинки белого огня вспарывали и рассекали ночь, и яркие взрывы разрывали тишину раскатами громом. Иногда метеориты каменным дождем сыпались на землю вокруг, прямо под ноги Джил, наполняя воздух запахом серы.

Она чувствовала себя рожденной для туманности, была уверена, что именно там ее судьба. С пеленок она знала пыльников, суровых людей, которые рисковали, отправившись на поиски чудес, навстречу опасностям. Она гордилась своим родом, потому что Гайрелы были семьей Легиона. Идиотская случайность, и ее деда вышвырнули из Академии Легиона, но ее отец был пилотом Легиона, и она хотела пойти по его стопам.

— Космический пилот? — желание дочери потрясло ее мать. — Куколка, ты не знаешь, что такое Легион. Тебе пришлось бы жить с грубыми, матерящимися через два слова мужиками. Ты стала бы рабой глупых инструкций. Тебя научили бы воевать. И убивать! Моя маленькая куколка — мясник Легиона!

У матери имелись свои планы относительно Джил.

— Не делай мне больно, куколка, — беспокойство исказило накрашенное лицо матери Джил. — Ты у нас симпатичная. Настоящая маленькая дама. Если бы ты держалась в стороне от грязи и расчесала бы волосы, изучила бы цивилизованные манеры!.. Тебе это понадобится, когда мы выберемся из этой дыры назад на Землю.

Джил не возражала против грязи. Она не хотела быть настоящей маленькой дамой.

Больше всего ей не нравилось, когда ее звали куколкой. Ее дедушка не обращал внимания, расчесала ли она волосы или нет. Он говорил, что здесь, на звездной границе, никому не нужны цивилизованные манеры.

Иногда Джил было трудно любить свою мать. Ее дедушка — вот кого она любила. Худой, костлявый старик, таким она знала его, но очень прямой и подвижный, с синими и яркими глазами, с морщинками вокруг них и вечной улыбкой, он никогда не боялся туманности.

Люди назвали его Везунчик Лин. Он обладал особым чутьем пространства, энергии, массы и расстояния, которое так и не смогли объяснить медики, хотя они и назвали его космически-адаптивной мутацией. Его удача была фамильным наследием. Это делало Гайрелов прирожденными пилотами, способными чувствовать угрозу и избегать опасностей туманности.

Этот дар подарил старому Бену Гайрелу счастливый билет в туманность. Лин был его сыном, унаследовавшим дар.

В молодости это привело его к богатым месторождениям на десятке новых планет, хотя он потерял дар и большую часть своей удачи задолго до того, как родилась Джил.

Она мечтала, что могла бы так или иначе унаследовать этот редкий талант и вести собственный корабль по пути Гайрела, но мать не желала и слушать об этом.

— Не обманывай себя, куколка. Женщины могут нести ген мутанта, но сам дар связан с полом. Медики говорят, что он проявляется только у мужчин! — Мать выглядела недовольной. — Когда родилась девочка, сердце твоего отца было разбито.

Если ее отец когда-нибудь действительно чувствовал досаду, он простил неправильный пол своего потомства. Он был задумчивым, тихим человеком с нежным голосом и печальными голубыми глазами, взгляд которых, казалось, всегда искал отдаленные звезды. Он немного хромал из-за какого-то старого несчастного случая, о котором не говорил. Она никогда не знала его хорошо, потому что видела редко и урывками, в краткие промежутки между полетами.

Командовал его судном капитан Шон Мэчем. У капитана не было семьи, и он часто приходил к ним домой с отцом. Он был сильнее и выше, осанистый, с сияющими медалями Легиона на униформе. Ему нравилось говорить о странных мирах, где они бывали. Иногда он приносил ей небольшие бусинки сплавленного металла и стекла, реликвии цивилизаций неизвестных существ, которых убила ударная взрывная волна.

Перебирая эти странные бусинки, она задавалась вопросом об этих сгинувших существах. Они, возможно, походили на людей, столь же благородных и храбрых, как старинные герои Легиона. Хотя бусинки говорили ей очень мало, чувство трагедии преследовало ее. Волна, вероятно, была ужасна, она сожгла и стерла целые миры.

Только лазерные алмазы не были сожжены. Капитан Мэчем рассказал ей о них, прежде чем отец нашел тот, который привез матери. Это был маленький черный кристалл, восьмигранный, как натуральный алмаз, но совсем другой. На ощупь он был необычно гладким и холодным, и настолько черный, что эта чернота почти ослепляла. Лазерный свет вырывался из него внезапными острыми вспышками — стрелами красными и зелеными, как сама туманность.

Отец позволил ей подержать его в руке, но сказал, что должен продать его, потому что матери нужны деньги. Когда капитан Мэчем увидел, насколько она хотела этот кристалл, он заплатил отцу за него и подарил его ей.

Она любила капитана за подарок и за его глубокий оглушительный смех, и потому что он любил ее. После того, как он и ее отец опять отправились в туманность, она держала замечательный алмаз в старом космическом шкафчике в своей комнате. Иногда ночью она брала алмаз с собой, в кроватку, держа в руке и думая о его тайне, пока не засыпала.

— Никто не знает, — сказал дедушка, когда она спросила о его происхождении. — Их нашли на десятке планет глубоко в туманности. Кто-то, наверно, сделал их до катастрофы. Кто? Почему? — он пожал плечами, смотря вдаль. — Мы не можем даже предположить.

— Я узнаю, — пообещала она ему. — Когда вырасту.

— Возможно. — Его глаза прищурились. — У туманности есть много тайн, никем не разгаданных.

Даже лазерные вспышки были чем-то, что никто не мог объяснить. Свет был поглощен яркой чернотой кристалла, сказал ее дедушка. Там он был сохранен и изменен, чтобы вспыхнуть снова. Но, когда люди разрезали таинственные алмазы, ища тайну, все, что они получали, было пылью графита.

Она раньше надеялась, что ее отец и капитан Мэчем смогут обнаружить создателей лазерных алмазов, все еще живых и здоровых в сияющих глубинах туманности, или хотя бы понять, как они жили и умерли. Ее дедушка думал, что они, вероятно, бежали от взрывающихся звезд в ядре туманности, когда бедствие настигло их, но он считал, что никакие доказательства никогда не будут найдены.

Странные черные алмазы были почти несгораемы. Потому и уцелели. Медленно охлаждаясь, ударная взрывная волна оставила после себя воздух, который люди могли вдохнуть, и даже выносливые растения на некоторых внешних планетах, достаточно далеко от ядра туманности, но ничего иного живого в туманности не было.

Многие из сожженных миров все еще были смертельными ловушками, горячими, с убийственным уровнем радиации, и таили неизвестную опасность, но они были богаты драгоценными тяжелыми элементами из сверхновых звезд. Работа ее отца и капитана Мэчема состояла в том, чтобы найти эти планеты сокровищ и выявить и укротить их опасности, чтобы люди могли жить там.

Она любила вспоминать времена, когда они приходили домой, почти всегда вместе. У их космических мундиров был слабый аромат, запах далеких миров, где они побывали. Ее отец никогда много не говорил, но капитан Мэчем любил травить байки об увлекательных полетах и приземлениях. Мать накрывала на стол и открывала бутылку игристого вина, и они были все счастливы вместе.

Капитан и ее отец были лучшими друзьями, так как они встретились в первый раз в Академии Легиона на старой Земле. Там они познакомились с ее матерью. Джил задавалась вопросом, как мать вообще отпустила своего мужа в туманность. Поскольку ей не нравились ни Легион, ни те, кто в нем служил, ни даже люди, нырявшие в Проход.

— Пена человечества, — говорила ее мать. — Ни одной искры культуры на корабле. Не связывайся со звездной матросней, куколка! Не подпускай их к себе!

— Будь снисходительнее к своей матери, — однажды сказал ей дедушка, когда Джил чувствовала досаду и злость. — Мы должны попытаться ее понять. Проблема в воспитании. Она приучена гордиться своими предками, и ей не нравится носить фамилию Гайрел.

ЕЕ ПРЕДКАМИ БЫЛИ Ульнары. Они утверждали, что произошли от старых космических императоров, и ее мать тосковала по тем временам, несколько веков назад, когда они управляли Землей и всеми другими планетами Сола из великолепного Пурпурного зала.

Ее звали Цара, но она выговаривала свое имя как Рара, когда была маленькой, и люди называли ее так. Она была худой и маленькой, с ямочкой на подбородке и ярко-золотыми волосами. Красивая, думала Джил, когда была счастлива. Это бывало не часто.

— Сама себе яму вырыла. — Везунчик Лин процедил это сквозь зубы. — Когда она услышала о даре Гайрелов, то надеялась, что твой отец чертовски разбогатеет здесь, в туманности. Достаточно для того, чтобы сделать ее новой Пурпурной императрицей.

Даже лазерные алмазы оставили ее разочарованной. Они не превратились в горы денег и были нужны только любопытным ученым. Интересные, но слишком странные и черные, и слишком зловещие и холодные для драгоценностей.

ДЖИЛ БЫЛО ТОЛЬКО семь лет, когда ее отец и капитан Мэчем ушли в свой последний рейс. Они должны были доставить научную экспедицию глубоко в смертельное сердце туманности, в поисках родины создателей лазерных алмазов. Их космический корабль назывался «Железный Арго». С Гаммы-II, где они заправлялись, и с Фрилэнда-IV, где оставили больного навигатора, от них пришли тахиофонные сообщения, и это было все.

Дедушка продолжал обещать, что они все еще могут вернуться, но ее мать сникла, сидела заплаканная, пропитанная ароматом несвежих духов, которыми пахли семейные реликвии Ульнаров с Земли. Она хотела забрать Джил туда, к ее семье и миру, который она все еще называла домом, но не было денег, пока не выплатили страховку за ее отца. А до этого они оставались в старом доме ее дедушки в Проходе Хоксхеда.

— Куколка, ты не понимаешь, — голос матери был полон горечи. — Мы застряли в это гадюшнике, на задворках Никакого Нигде. Тут только грязь, пыль и опасность. Никакой культуры. Мы должны бежать отсюда, прежде чем туманность разрушит твою жизнь и сделает старую ведьму из меня.

Страховка отняла слишком много времени, потому что требовалось дождаться доказательств смерти. Ее дедушка сказал, что можно и подождать, потому что ее отец мог возвратиться, и Джил была благодарна старику за лучик надежды. Она любила болтать с ним в его крошечной каморке наверху.

Там было очень пусто и очень чисто. Она почти всегда находила его сидящим у окна на жестком стуле и глядящим на космопорт. Она садилась на узкой раскладушке, где он спал, расспрашивая о даре Гайрелов, планетах в туманности и старых героях Легиона.

Он старался быть веселым, чтобы не разочаровать ее, но, конечно, и командор Калам, и Хал Самду, и великий Джон Стар — все они были мужчинами. Даже старый Жиль Хабибула, который не считался героем вообще. Хотя неизвестные планеты в туманности бесчисленны, большинство были слишком горячи, чтобы их исследовать. Мягко он напоминал ей, что она не должна продолжать надеяться унаследовать дар.

Она пыталась казаться спокойной.

Иногда он позволял ей сопровождать его на прогулке по Проходу до порта. Хотя он никогда не напивался, ему нравилось сидеть в клубе Квазара или Хоуксхед-хаусе и задумчиво потягивать маленький стаканчик вина. После того, как она пообещала не рассказывать об этом матери, он позволил ей зайти туда с ним. Она получила фруктовый лёд, и они смогли послушать местные сплетни.

Заведение было наполнено мужчинами и женщинами на пути в туманность или обратно. Пилоты и прочие космонавты в зеленых мундирах Легиона. Шахтеры, торговцы и колонисты с семьями. Мошенники, игроки и инженеры терраформинга. Некоторые, как говорил дед, были беглыми преступниками или политическими эмигрантами. Среди них можно было найти утопических реформаторов и миссионеров евангелистов. Это были ПЫЛЬНИКИ. Люди, которых презирала ее мать, но они наполняли дедушку задумчивым восхищением.

— Я сам был из этой породы! — его старые глаза сверкали. — Рискнуть в космосе всем ради последнего шанса на свободу и право выбора стиля жизни, вот чего они хотят. Если бы я только был помоложе… — Сделав паузу, он посмотрел на нее очень торжественно. Она подумала, ему жаль, что она не родилась мальчиком, хотя он был слишком добр, чтобы сказать это.

— Я видел Старые миры, — сказал он ей. — Когда вернулся в Академию. Я попробовал вкус того, что они называют цивилизацией. Там всего либо слишком мало, либо слишком много. Слишком много людей и слишком мало свободы. Все на один фасон, каждый вынужден жить точно так же, как все другие.

Он остановился, нахмурившись.

— Тысяча различных социальных систем, и все слишком одинаковы. Они отбирают твою свободу, всегда от имени некой звучной абстракции. Они кормят тебя — хотя не очень хорошо. Заставляют напряженно трудиться на ненужной унылой работе. В это время они душат твой ум. Возможно, они — то, что и должно быть в тех мирах-ульях. Многие, кажется, довольны. Туманность никогда не предназначалась для женщин. Во всяком случае, не для таких женщин как твоя мать.

— Но это — то, что я хочу. — Джил сжала его руку. — Даже если не родилась мальчиком!

Когда ей было девять лет, капитан Мэчем возвратился из туманности.

 

ГЛАВА 2

ДЖИЛ ПОШЛА С дедушкой навестить капитана в больнице на старой базе Легиона. Они нашли его сидящим в постели, уставившись в окно. Капитан испуганно подскочил, когда они поздоровались, и она поняла, что он не узнал их.

Она тоже едва узнала его — что-то ужасно изменило его, оставив лишь тень от смеющегося великана, которого она обожала. Что-то высосало и сплющило. Кожа пожелтела, обвиснув на больших костях. Глаза стали желтыми кругами вокруг зрачков, которые выглядели огромными и черными. Когда эти глаза уставились на нее, Джил ощутила, что они переполнены страданием и ужасом, который она не могла понять. Бледные губы слабо дергались, как будто он хотел говорить, но не мог. Она присела подальше от него позади дедушки.

— Шон… — Шепот дедушки был хриплым и неуверенным. — Разве ты не узнаешь нас?

Голова капитана переместилась странным, судорожным образом. Ужасные глаза впивались в нее и назад к ее дедушке. Иссушенное лицо дергалось.

— Кто вы? — Его голос был сильнее, чем она ожидала, но жесткий и странный, как манера его движений. — Чего вы хотите?

— Но ты — разве ты не помнишь нас? — Дедушка наклонился ближе, говоря громче: — Я — Лин Гайрел. Отец твоего пилота.

Он коснулся руки Джил, и она почувствовала дрожь.

— Разве ты не узнаешь Джил? Дочь Джефа! Егозу, которую ты всегда баловал!

Она пыталась сказать «привет», но не смогла. Джил ощутила смрад, похожий на сильный запах жженной серы, как при метеорном шторме или как от трясины возле Черного озера, где никакая земная рыба не могла жить. Девочка ощутила тошноту.

— Что это за место? — проскрипел ставший чужим голос.

— Проход Ястребиной Головы. — Побледневший дедушка протянул руку, чтобы тронуть капитана. — Что стряслось, Шон? И где мой сын? Что случилось с моим сыном?

— Ястреб?.. Голова? — Двигаясь как неуклюжая марионетка, Мэчем оттолкнул дедушку. Он замотал головой, бормоча: — Все еще в туманности?.. Вы кто?

Ее дедушка вздрогнул от удара и дикого выражения желтых глаз.

— Где «Арго»? Вы разрушили…

— Добрался до… — бормотал он. — Добраться, главное — добраться наружу…

Медсестра у двери делала им знаки, что пора уходить, но дедушка не двигался, пока та не подошла на цыпочках и не коснулась его руки. Белый и дрожащий, он утащил Джил из больницы назад в старый дом на холме, не говоря ни слова.

Той ночью ей приснился кошмар. Это была зима с туманностью, сверкающей зеленым и красным на небе. Ее отец и капитан Мэчем шли по льду через Черное озеро. Лед был слишком тонким. И он проломился. Они провалились в трясину, погрузились в густую желтую грязь. Почему-то они не могли кричать и звать на помощь, но она видела ужас в их глазах.

Она пробиралась к ним по льду, пытаясь помочь. У замерзающей грязи был запах горячей серы, как при метеорном шторме. Эта грязь пыталась всосать ее. Отец продолжал махать ей, но она завязла, не могла двинуться, и гнилая вонь трясины душила ее. Когда она наконец проснулась, дрожа и ощущая потусторонний холод, то больше всего боялась уснуть снова.

УТРО ВСЕ-ТАКИ НАСТУПИЛО. Дедушка собирался на базу, чтобы узнать больше о Мэчеме, и позволил ей пойти с ним. Судно-разведчик Легиона, которое доставило капитана из туманности, «Солнечный зайчик», стояло в сервисном доке. У капрала, часового у ворот, не было полномочий допустить гражданских лиц, но он сказал, что они найдут командира в Хоуксхед-хаусе.

Майор-пилот Стар одиноко сидел за столиком в зале. Он был крупным, этот Кайнэн Стар, худощавым и высоким, как ее отец. Выглядел он усталым и мрачным, но серьезные карие глаза засияли, когда он увидел ее, как будто хотел улыбнуться. Он встал, когда дедушка представился.

— Я надеялся встретить вас, сэр, потому что знал вашего сына. — Он повернулся к Джил с печальным легким поклоном. — Вашего отца. Он был моим другом. Храбрый и талантливый астронавигатор. Сожалею, что мы не смогли возвратить его.

Дедушка спросил о «Железном Арго».

— Никаких новостей, сэр. — Он выглядел несчастным. — Присаживайтесь, и, пожалуйста, простите, — он указал взглядом на полупустую бутылку на столе, — если я слегка перебрал.

Он предложил стул Джил, как будто она взрослая леди, и они сели.

— Вы должны понять, что поисковые операции глубоко в туманности почти невозможны, — он посмотрел на них, удостоверившись, что они поняли. — Чертова туманность слишком обширна и слишком враждебна для нашего небольшого подразделения. У Мэчема и вашего сына был специальный заказ на полет далеко за пределы нормального операционного диапазона. Слишком далеко для любого поиска. Спасение Мэчема — чистая случайность.

Он взял стакан, и Джил увидела, что его рука дрожит.

— Мы видели его, — сказал дедушка. — Мне жаль, что с ним случилось такое…

— Мне жаль, что мы ничего не могли сделать.

— Что случилось с ним? В чем причина его болезни?

Кайнэн Стар посмотрел искоса на свой стакан в трясущейся руке и вернул его на стол, не выпивая.

— Я боюсь даже предположить.

Они ждали, пока он продолжит.

— Жутко даже говорить об этом. — Он посмотрел на бутылку и как-то съёжился. — Или даже думать...

— Пилот был отцом Джил, — напомнил дедушка. — Мы должны узнать, что произошло.

— Я понятия не имею. — Его усталые глаза пьяно уставились на Джил, и он попытался объяснить: — Туманность всегда глотала космические корабли и людей. Мы редко узнаем потом, что произошло. Каждый полет туда — это риск, который каждый астронавт берет на себя. Этот риск становится больше при приближении к ядру.

— Но вы же нашли Мэчема! Мы должны знать, как и где.

— Если вы думаете, что это поможет, — он пожал плечами. — Мы приняли сигнал бедствия. С Фуэго-IV. Это слишком далеко для гражданских лиц. У Легиона эта планетка в Красном списке, но туда летают. Открыли планету ребята из «Ториум лоуд». Пыльники. Они нашли там горы тория десяток лет назад и отправили много руды. До нападения бурогрызов.

— Бурогрызы? — дедушка изумленно присвистнул. — Я слышал рассказы, но никогда не видел бурогрыза.

— Никто не видел толком — из тех, кто остался жив. — Линии морщин прорезали лицо молодого офицера. — Они нападают в темноте и скрываются снова, посеяв разрушение и смерть. Но я видел то, что они сделали в «Ториум лоуд».

Джил хотела спросить, кто такие бурогрызы.

— Существа. — Он увидел вопрос в ее глазах. — Была жизнь на этих звездах, прежде чем ударная волна выжгла всё. Некоторые твари выжили, главным образом, на мирах, все еще слишком горячих для нас.

Его усталые глаза вернулись к дедушке.

— Вы не найдете бурогрызов в лабораториях или музеях, потому что они не спешат быть пойманными. Большая часть того, что мы знаем, является слухами — частью, я предполагаю, сочиненными, чтобы припугнуть конкурирующих разведчиков. Но бурогрызы, как говорят, пожиратели камня с особым аппетитом к тяжелым металлам и всему радиоактивному. Возможно, способные мигрировать через космос с одной планеты на другую.

Ее дедушка скептически покачал головой, но позволил Кайнэну Стару продолжить.

— Все, что я действительно знаю, — это то, что мы нашли в «Ториум лоуд». Раньше это был богатый лагерь. Несколько сотен пыльников, работавших там, мужчин и женщин, были достаточно суровы, чтобы смеяться над любой опасностью — пока бурогрызы не напали. Однажды в полночь. Без предупреждения. Люди, кто успел, бежали в космос. Мы обнаружили, что остальные сгрудились на небольшом холме в нескольких километрах от того места, где был лагерь.

Сам лагерь перестал существовать. Шахты, печи, доки, деловую улицу, жилье — все съели подчистую! Пустырь остался на месте, где был городок. Ни единой крошки металла где угодно. Твердые породы разрушилась в мельчайшую пыль, какую я когда-либо видел, там, где бурогрызы, вероятно, вылезли из-под земли, и где ушли обратно.

Мы взяли оставшихся в живых на борт. Никто не видел бурогрыза, потому что существа вынырнули снизу. Космолеты и здания просто провалились под землю. Быстро, с грохотом и облаками пыли, забивавшими глаза и легкие.

Он покачал головой с мрачной улыбкой.

— Следует уважать этих пыльников. Полуголые и нищие, как церковная мышь, в большинстве, поскольку бежали только с тем, что могли прихватить на ходу, они покинули наш корабль в первом же порту. Чтобы вернуться на Фуэго и начать все заново!

Глядя на Джил, он смущённо пожал плечами.

— Это все.

— Еще не все, — сказал дедушка. — Где вы нашли Мэчема?

— В толпе, на борту с остальными. — Морщины на лице легионера стали глубже, как будто он ненавидел то, что должен был сказать. — В тряпках, которыми стала форма Легиона. Без сознания на палубе. При смерти, с рядом симптомов, которых наши медики никогда не видели раньше.

— Как он оказался там?

— Никто не знает. — Кайнэн очень мрачно посмотрел на Джил. — Он слишком далеко ушел, чтобы рассказать. Я расспрашивал старателей, но ни один из них не помнил, чтобы видел его в районе шахт или где угодно перед набегом. Они думали, что бурогрызы, возможно, принесли его, но я не понимаю, как это могло быть.

Дедушка протянул пустые руки.

— Что о моем сыне? — Он кивнул Джил. — Если вы нашли Мэчема…

— Мы не искали. — Голос Кайнэна Стара стал горьким. — Факт, у нас просто нет ресурсов для этого. Мне не нравится говорить это, сэр, но эти времена плохи для Легиона. Возможно, наши человеческие миры находились в состоянии мира слишком долго. Возможно, слишком многие слушают антиаков…

Он видел, что Джил озадачена.

— Антиаки — это якобы мирные чудаки, — пояснил он. — Они смеются над Легионом. Отрицают, что мы когда-либо спасали человечество. Утверждают, что мы сами вызвали прежние космические войны. Говорят, мы должны были выйти безоружными, чтобы встретить медузиан и кометчиков и предложить им нашу дружбу. Они хотят расформировать Легион и избавиться от AKKA…

— Избавиться от AKKA? — дедушка задохнулся. — Оставить нас голыми?

— AKKA — наше главное оружие, — пояснил легионер для Джил. — Секретное оружие, порученное Хранителю мира, которое применят только в качестве нашей отчаянной последней защиты. Нынешняя Хранительница — женщина, — на самом деле, моя троюродная сестра. Виви Стар.

Он торжественно улыбнулся Джил, когда упоминул свою троюродную сестренку.

— Прекрасная была девочка, когда я знал ее, но это было давно. Выбранная Хранителем, она должна была бросить ту жизнь, которую мы знали. Печальное для меня время. Почти как будто она умерла. Я предполагаю, что она находится в какой-нибудь крепости под охраной Легиона, но все сведения о ней теперь высшая военная тайна.

Задаваясь вопросом, какова жизнь Хранителя, Джил думала, что Великая тайна AKKA, наверно, достаточная компенсация за все, что надо оставить в прежней жизни. Она хотела спросить, могла бы она стать однажды Хранителем, когда вырастет и обучится в Легионе, но Стар уже повернулся к ее дедушке.

— Безумие, сэр! — пробормотал он. — Заразное безумие! Антиаки играют политику в Звездном холле. Перераспределяя фонды на всякие безумные идеи. Моря Легион голодом здесь, в туманности. Угрожая вывести нас отсюда, оставив колонистов защищать себя самим.

Он встал, с серьезным видом поклонился Джил и попросил простить его. Сказал, что сожалеет, что не смог возвратить ее отца, но, возможно, со временем капитан Мэчем выздоровеет достаточно, чтобы рассказать, что произошло с «Железным Арго».

Он медленно вышел, выглядя сгорбленным под грузом проблем и старше своих лет. Джил почувствовала жалость к нему и печаль из-за пропавшего отца. Она начала волноваться и о антиаках. Она не понимала, почему кто-то мог хотеть избавиться от AKKA и Хранителя мира, и боялась, что, когда вырастет, Легион может исчезнуть и ее мечта не сбудется.

 

ГЛАВА 3

КАЙНЭН ПОКИНУЛ БАЗУ Легиона на Альфе-IV на следующий день. Джил стояла в пыльном дворе позади дома дедушки, наблюдая, как тает в небе пятнышко «Солнечного зайчика», оставляя за собой белый инверсионный след, пытаясь перестать думать о страшных бурогрызах и дурацких антиаках. Нужны твари хуже, чем те и другие, вместе взятые, решила она, чтобы не пустить ее в туманность!

Когда она спросила у дедушки об антиаках, он был все еще слишком расстроен, чтобы говорить об этом, но на следующий день взял ее с собой в центр города. Они слушали певца в клубе «Квазар». Крысоподобного человечка с козлиной бородкой и противным тонким голосом звали Рем Брендиш.

Взяв раздолбанный астролин, он объявил «Балладу о Жиле Хабибуле». Это было образчиком низкопробной сатиры, которая заставила дедушку кипятиться. Космический Легион в этой балладе выглядел бандой дуболомов, которой управляли хитрые головорезы. AKKA не была никаким супероружием, а просто игрушечный пугач, слишком слабый, чтобы обидеть и муху. Звездные захватчики старых космических войн, медузиане и кометчики, существовали только в хвастливых бреднях фальшивых героев Легиона. Джей Калам и Джон Стар, Хал Самду и Бен Гайрел, они все были просто трусливыми хвастунами, требуя славы за великие подвиги, которых не совершали.

«И лучшим из этой банды был старый Хабибула, — звучало насмешливым рефреном. — Слишком толст, чтоб сражаться, слишком стар, чтоб бежать, слишком пьян, чтобы сдохнуть, умел только жрать и врать. Он набивал свое брюхо, бочками жрал джин и сочинял сказки, чтоб баб пугать и снимать».

Слушатели были небольшой компанией старых разведчиков, больных и нищих, потому что туманность взяла у них слишком много. Они хихикали, и несколько из них бросили в шляпу смехача монеты. Ее дедушка швырнул в певца пивной кружкой. Этот снаряд задел ухо певца и остановил песню. Маленький человечек нырнул за стойку, вопя о помощи.

— Мерзкая мелкая крыса. — Бармен торопливо проводил их из бара, принеся извинения дедушке. — Но он действительно выжимает деньгу из старых жмотов!

— Поклёп и клевета! — Ее дедушка все еще бушевал, когда они возвращались домой.

— Мой отец знал парней, которые знали старого Хабибулу. Возможно, он действительно вступил в Легион, чтобы избежать суда. Но у него был талант, и он хорошо служил Легиону.

В ТЕЧЕНИЕ ДОЛГОГО времени они избегали клуба «Квазар». Ее дедушка больше не говорил об антиаках. Он не говорил о капитане Шоне Мэчеме, даже когда ее мать пыталась спрашивать. Однажды мать отправилась в госпиталь и возвратилась, кипя негодованием.

— Бедный Шон! Он быстро идёт на поправку, хотя глупые медики не желают верить ему. Они перестраховываются, просто потому что у него болезнь, которую они никогда не видели. Они хотели отправить его в крупную клинику Легиона на Альфе-IV. Когда он не согласился, они вызвали своих специалистов сюда для исследования. Милый бедняга Шон! Он измучен, но не позволит тронуть себя. Он не подопытный кролик и знает свои права. Он говорит, что уйдет из госпиталя — и из Легиона, прежде чем они прикрепят к нему свои датчики!

Несколько дней спустя он действительно вышел. Мать привела его домой, сказав, что он снова стал самим собой. Капитан на самом деле изменился, выглядя сильным и здоровым. Пожелтевшая кожа стала розовой, способ, которым он двигался, более естественным. К нему возвращалась память.

Все же, кроме ее матери, никто не мог узнать в этом человеке прежнего Шона. Новый Шон никогда не смеялся. Его голос был странным, слишком сухим и слишком громким. Он казался рассеянным и резким, и все время сердитым. Хуже всего было то, что от него все еще исходило зловоние гнили и трясины. Каждый раз, когда Джил вдыхала его, она чувствовала приступ тошноты.

— ОН ПУГАЕТ МЕНЯ! — дедушка бормотал, больше сам себе, чем ей, когда она опять убежала из дома. — Поскольку он просто не Шон! Я знаю, что   опознал его. Опознание голоса и отпечатки пальцев. Проба ДНК. Даже сканирование памяти Шона. Но тем не менее он не только Шон — он что-то еще! Она схватила его за руку, и он увидел ужас в ее глазах.

— Но ты не волнуйся за него, — торопливо продолжил он. — Потому что твоя мать думает, что он переживает заново все события. Если это действительно так, то, возможно, он поможет найти твоего отца. Во всяком случае, ради нее мы должны обращаться с ним хорошо.

Ее мать, подумала Джил, слишком хорошо к нему относится. Он ел с ними за одним столом и спал в комнате ее отца. Когда он достаточно окреп, мать пошла с ним гулять. Однажды вечером в клубе «Квазар» они услышали, как Рем Брендиш поет «Балладу о Жиле Хабибуле», и привели его домой, чтобы поговорить с ним об антиаках.

Хотя это привело дедушку в ярость, они сказали, что присоединяются к Движению. Ее матери нужны были деньги, чтобы помочь милому маленькому Рему, и она начала учить антиакские песни. Новый голос Мэчема вовсе не был музыкальным, но он расспросил Брендиша о движении и начал звонить по дорогому тахиофону людям из партии Космической гармонии на старых планетах.

Однажды она обнаружила, что ее драгоценный лазерный алмаз пропал из старого космического шкафчика, где она хранила его вместе с последней голограммой отца и теми странными оплавленными бусинками из туманности. Едва не плача, она пошла рассказать об этом и нашла Мэчема с матерью в затхлой гостиной.

— Мы хотели сказать тебе, куколка. — Мама попыталась погладить ее по голове. — Нам пришлось продать твой камень. В конце концов, это была всего лишь безделушка. Совсем не красивая, хотя Рем говорит, что они новая причуда, и мы получили довольно хорошую цену. Почти достаточно, чтобы оплатить проезд до Альфы.

— Я не собираюсь на Альфу!

— А придется! — странно холодным и чужим голосом сказал Мэчем. — С нами. На следующем звездолете.

— Куколка, у нас для тебя чудесный сюрприз. — Ее мать остановилась, чтобы обнять Мэчема. — Мы с Шоном любим друг друга. Мы собираемся пожениться. Завтра же! Наши билеты на звездолет уже забронированы. После всех лет нищеты и грязи мы выбираемся из этой жалкой грязной дыры, возвращаемся к цивилизации. Разве это не чудесно!

— Я не... Не пойду! — У нее перехватило горло. — Я останусь здесь с дедушкой.

— Юная леди, вы будете повиноваться! — Она подумала, что Мэчем собирается ее ударить. — Если ты злишься из-за пропавшего камешка, то можешь вспомнить, что я тебе его подарил.

Дрожа, глядя на него, она прошептала:

— Это… Это был не ты!

— Куколка! — Ее мать была потрясена. — Ты не можешь так думать. Шон снова в порядке, и мы оба хотим сделать тебя счастливой. Я знаю, что ты когда-то любила его. Ты должна радоваться, что теперь он станет твоим новым отцом!

— Нет! — Это был незнакомец с холодным лицом, и в его глазах все еще сквозило что-то ужасное. Она отпрянула от него. — Я не буду... я не могу быть счастлива. Не с ним.

— Вы еще научитесь, юная леди! — Его голос был громким, резким и странным. — Тебе еще многому надо научиться. Ты должна быть благодарна, что мы отправим тебя в школу на Альфе-III.

Она ждала дедушку весь этот бесконечный день и побежала ему навстречу, когда увидела, что он идет домой. Рыдая в его объятиях, она умоляла не отпускать ее.

— Если бы я мог, — его голос сорвался, и она увидела слезы в бледных старых глазах. — Но у твоей матери есть права. Кроме того, — он крепче прижал ее к себе, и ему показалось, что прошло много времени, прежде чем он продолжил. — Я не хотел тебе говорить, но мне нездоровится.

— Ох, дедушка!

— Не плачь. — Он попытался улыбнуться. — В конце концов, это должно было случиться. Я уже пережил большинство моих ровесников, и врачи стараются не причинять мне боли.

Она ждала, боясь спросить о его болезни.

— Не вини туманность, — прошептал он наконец. — Мне она нравится, Джил, так же, как и тебе. Но я слишком много рисковал, когда был молод. Зашел слишком глубоко. Задержаться. Поймал слишком много радиации. Это убило мой дар пилота давным-давно, когда твой отец еще был в Академии. А теперь... — вот и все, что он сказал. Она схватила его за руку, ощупывая тонкие старые кости, и они очень медленно пошли обратно к дому, где ее мать решала, что взять с собой, а Мэчем сердито требовал зашифрованный тахиофонный канал связи с офисом партии Космической гармонии на Альфе-III.

Венчание состоялось в церкви Сверхдуши. Именно этого хотела ее мать, потому что это была церковь Старой империи, а Мэчем сказал, что ему все равно. Джил вместе с дедом просидела всю церемонию на жесткой металлической скамье в глубине мрачного старого здания. Когда все было кончено, Мэчем нетерпеливо вышел, а ее мать, трепеща, последовала за ним. Джил удивлялась, как она может любить его.

В тот печальный последний день дедушка взял ее с собой в адвокатскую контору Кере Ньяги — длинную пыльную комнату над «Кластер Санс траст». Кере Ньяга, маленький иссохший негр, был старым другом ее деда. Очень редко бывая занят, он всегда ставил квадратную янтарную бутылку на захламленный стол и рылся в ящиках, чтобы найти ей конфету, когда они входили.

— Садитесь, мисс Джил. — Он похромал вокруг стола, чтобы принести ей конфету из пакета, который купил специально для нее. Это было давно, и он сам удивлялся, какими сухими, твердыми и несвежими они стали. — Хорошие новости для тебя сегодня.

На одно радостное мгновение ей показалось, что он нашел какой-то законный способ оставить ее с дедушкой. Она бросилась обнимать его, когда услышала что-то о поместье.

— Совершенно верно, Джил. — Дед прижал ее к себе. — Ты будешь моей наследницей. Большая часть того, что у меня было, исчезла, но ты унаследуешь старый дом. И средств достаточно, чтобы позволить тебе самой выбрать себе карьеру. Кир будет управлять поместьем, пока тебе не исполнится восемнадцать.

Она с благодарностью поцеловала его, стараясь не думать о том времени, когда он умрет. В тот вечер он вместе с ними спустился в космопорт. Зная, что больше никогда его не увидит, она прижималась к нему у входа на посадку, пока Мэчем грубо не оттащил ее прочь.

 

Конец ознакомительного фрагмента