Эдгар Райс Берроуз "Грубиян Билли"

В эту книгу Э.Р.Берроуза входят романы о похождениях Билли Берна, родившегося на задворках Чикаго и познавшего падение и славу, невероятные приключения в экзотических краях и возвышенную любовь... В начале книги Билли — жестокий и хитрый «хулиган» — беспредельщик, которому ничего не стоит ударить женщину, ограбить старика, до полусмерти избить приятеля. Но став матросом на корабле, он попал в окружение отъявленных мерзавцев. И жизнь на море изменила Билли, подготовив к необычайным приключениям…

ГЛАВА I. ЧИКАГО

ОТ ХОЛСТЕДА ДО РОБЕЙ, ОТ Большой авеню до Лейк-стрит едва ли найдется хулиган, который не знал бы имени этого человека. Билли Берн — дитя улицы западной части Чика-го. Воспитывал его переулок, на который выходили задворки продуктового склада Келли, где  обычно собиралась ватага подростков и взрослых парней в те часы, когда они не были «заняты». Брайдуэлл был единственным местом, где они «работали» дня два в неделю и свободного времени у них находилось — хоть отбавляй. Общество собиралось разнообразное. Были и воры карманники, и мелкие жулики с некоторым прошлым, а так же те, кто еще только готовился стать на этот путь. Все как один озлобленные и сварливые, готовые оскорбить первую встречную женщину или завести ссору с прохожим, который показался не слишком сильным.

Настоящая «работа» велась по ночам. Целыми днями все они сидели в вонючем переулке позади продуктового склада и накачивались пивом из старого оловянного ведра. Спорный вопрос о труде, заключавшемся в том, чтобы относить пустое ведро в ближайшую пивную и приносить его обратно полным, безболезненно разрешался бессменным присут-ствием кучки мальчишек, которые с восхищением и завистью любовались на этих героев их детского воображения.

Билли Берн с шести лет удостоился чести таскать пиво «благородной компании» и именно тут он и приобрел свои первоначальные познания жизни. Он был знаком лично с великим Эдди Вёльч и своими собственными ушами слышал рассказ Эдди о том, как тот угробил шпика в нескольких шагах от двадцать восьмого полицейского участка! Так про-должалось до его десятилетнего возраста, а некоторое время спустя он уже полегоньку втянулся в работу: отвинчивал медные дверные ручки и краны в пустых помещениях и продавал их знакомому скупщику в грязной лавчонке на Линкольн-стрит около Кинзи. Скупщик надоумил его на более крупные операции, и в двенадцать лет Билли уже пробовал свои силы на кражах из товарных вагонов, стоящих на запасных путях по Кинзи-стрит. Примерно с тех же пор он начал находить удовольствие в том, чтобы засадить кулаком в челюсть кому-нибудь из своих товарищей. Все его раннее детство было сплошной дракой с уличными мальчишками, но первый серьезный бой произошел тогда, когда ему было двенадцать. При дележке прибыли за проданный «товар» у него возникло недоразумение.

Спор происходил в присутствии всей честной компании, и, как обычно бывает в западной части Чикаго, за словами быстро последовали удары, и вскоре вокруг дерущихся мальчишек образовалось кольцо зрителей. Бой был упорным, долгим и ожесточенным. Мальчуганы обменивались тумаками, катались сцепившись в пыли грязного переулка, снова вскакивали на ноги и снова дрались. Приемы не отличались особой чистотой, а наносимые удары были неправильные и «нечестные». Они кусались, царапались, колотили друг друга, как попало, пускали в ход колени, локти, ноги, и Билли Берн, вероятно, потерпел бы позорное поражение, если бы в критическую минуту под его руками не оказался, случайно, кирпичный черепок. Участь его противника была решена! Целую неделю, пока состояние раненого внушало опасения и Билли пришлось скрываться у одного из членов шайки, а когда из больницы пришло сообщение, что раненому лучше, у Билли словно камень с плеч свалился. Он страшно боялся ареста и столкновения с полицией, которую с детства привык ненавидеть. Правда, с другой стороны он лишался известной славы и престижа, ведь теперь на него уже нельзя было указывать, как «на молодчагу, который кокнул Шихэна». Но счастье на свете никогда не бывает полным, и Билли с легким вздохом покинул свое временное убежище.

Этот бой заставил Билли призадуматься. Он остро почувствовал все несовершенство своей борьбы и решил обязательно научиться владеть своими «кулачищами» «по-ученому». Тут следует отметить, что население западной части Чикаго рук вообще не имеет, так как природой снабжено «кулачищами» и «загребалами». Впрочем, некоторые особи имеют «лапы» и «плавники». В течение нескольких лет Билли все никак не представлялось случая осуществить свою заветную мечту, но когда сын соседа из безвестного возчика внезапно превратился в знаменитого во всей округе боксера, Билли свел с ним более тесное знакомство, надеясь получить нужные знания. Юная знаменитость никогда не имела чести состоять членом шайки потому, что был навеки опозорен тем, что имел постоянную службу. Билли с ним не дружил, ничего не зная о его упражнениях в боксе и выступление его на этом новом поприще явилось для нашего героя полной неожиданностью.

В замкнутом кругу шайки, кроме Билли, никто не был лично знаком с новым светилом. Молодой же Берн, благодаря соседству задних дворов, знал его довольно хорошо. Всю следующую зиму Билли не отходил от своего нового героя, сопровождая его на все состязания. К тому времени, когда чемпион отправился в турне, Билли был уже «своим человеком» в мире борцов. Он продолжал вертеться вокруг других атлетов, бегал у них на посылках, быстро освоился с приемами бокса постепенно проникая в сокровенные тонкости этого искусства.

Он лелеял честолюбивые планы сделаться известным атлетом, что впрочем, не мешало ему по-прежнему якшаться со своей старой компанией. Его фигура постоянно мелькала у пивных на Большой авеню и на Лейк-стрит. В течение этого периода Билли бросил «работать» на товарных вагонах Кинзи-стрит, частью оттого, что он считал себя способным на более великие дела, частью потому, что железнодорожное общество удвоило число сторожей на запасных путях.

Временам на Билли накатывало неутолимое желание приключений. Его темпераментная натура требовала сильных ощущений. Это совпадало обыкновенно с периодами острых финансовых кризисов. Когда в кошельке было пусто, Билли удлинял свои ночные прогулки с парой приятелей, «чистил» прохожих и делал налеты на пивные. Вот при одной из таких экспедиций и произошло то событие, которому было суждено изменить весь ход жизни Билли Берна.

Старейшие шайки западной части Чикаго ревниво охраняют свои права на известную территорию и новичкам и пришельцам из других районов не удается перейти безнаказанно границ запретных кварталов. Обширная область от Холстеда до Робей и от Лейк-стрит до Большой авеню составляла исконный задел шайки Келли, к которой почти от рождения принадлежал Билли. Купец Келли был владельцем того самого продуктового магазина, у заднего фасада которого шайка собиралась в течение многих лет, и, хотя сам он был почтенным торговцем, имя его перешло банде хулиганов, собиравшихся у его дверей.

Полиция и обыватели этой большой территории являлись естественными врагами и законной добычей шайки. Также как в прежние времена короли охраняли от браконьеров дичь в своих огромных лесах, так и шайка считала для себя обязательным в какой-то мере охранять от внешних посягательств жизнь и имущество «своих обывателей», и хотя они и не рассуждали подобным образом, результат получался такой.

Однажды, когда Билли Берн возвращался один на рассвете после удачного дела, он обчистил кассу старика Шнейдера, содержателя пивной, которого и запер в его же соб-ственный ледник. Трое пришлых хулиганов с Двенадцатой улицы били полицейского Стенли Ласки его же собственной дубинкой и в то же время наносили ему удары в живот своими тяжелыми сапогами. Билли был глубоко возмущен при виде этого, и хотя Ласки далеко не был другом Билли Берна, но он родился и вырос в его квартале, служил в двадцать восьмом полицейском участке на Лейк-стрит и таким образом составлял неотъемлемую часть собственности шайки Келли. Избиение полицейского казалось Билли делом есте-ственным и даже хорошим — при непременном условии, однако, чтобы его совершали люди, имеющие на то право, люди его собственного района. Он не мог равнодушно видеть, что чужая шайка осмеливалась распоряжаться в его квартале. Это было просто нетерпимо!

Какой-нибудь человек, менее искушенный жизнью, чем Билли Берн, бросился бы, очертя голову, в драку и по всей вероятности был бы убит на месте, потому что пришельцы из Двенадцатой улицы были самыми настоящими головорезами, но опытный глаз Билли сразу это учел, а потому он осторожно стал прокрадываться вперед, держась все время в тени, пока не очутился совсем близко за спиной негодяев. Он подобрал с мостовой небольшой, но острый гранитный булыжник, надежный булыжник, который крепче всего на свете, крепче даже, чем черепа людей, живущих на Двенадцатой улице.

Билли был ближе всего от того человека, который размахивал полицейской дубиной над головой полисмена. Он поднял свой камень и быстро ударил им по затылку ничего не подозревающего хулигана. Удар оказался точен и перед Билли осталось всего два противника.

Раньше, чем товарищи убитого успели понять, что случилось, Билли схватил упавшую дубинку и нанес ею страшный удар по глазам одного из них, а когда последний противник вытащил револьвер и в упор выстрелил в Билли так, что пуля пробила навылет левое плечо, Билли озверел от ярости. Более слабый нервный человек, несомненно, свалился бы на месте, но Берн, не являвшийся высокоорганизованным существом, не знал, что такое нервы, а потому единственным результатом полученной раны было только то, что он при-шел в состояние аффекта. И если до этой минуты он был только возмущен — возмущен наглостью этих пришельцев с Двенадцатой улицы, вздумавших хозяйничать во владениях Келли, то теперь же он был взбешен и в этом состоянии проявил чудеса ловкости и силы.

От длинного ряда своих анонимных, но дюжих предков Билли унаследовал физическое сложение, которому позавидовал бы премированный бык да плюс еще с самого ранне-го детства он дрался, ежедневно и всегда «нечестно». Он знал все трюки уличной драки, а за последний год к природным данным Билли присоединилось еще знание научных приемов борьбы. Результат получился потрясающий — для негодяя с Двенадцатой улицы. Бандит не успел снова взвести курок, как его револьвер оказался выбитым у него из рук и полетел через улицу, а сам он тяжело грохнулся на гранитную мостовую.

Полисмен Ласки, оставленный своими противниками, мигом оправился. Это пришлось как нельзя кстати, потому как хулиган, которого Билли оглушил ударом дубинки по глазам, начал приходить в себя. Ласки быстро уложил его вновь рукояткой револьвера, которого он не успел вытащить при первом нападении, и повернулся, чтобы прийти на помощь Билли, но тот в помощи нуждался. Ласки с большим трудом оттащил рассвирепевшего Билли от его жертвы.

— Оставь что-нибудь для допроса, — умолял полисмен.

Вскоре подъехала карета скорой помощи, и Билли испарился, но Ласки успел все же разглядеть его, и впоследствии, когда им случалось встретиться на улице, они приветливо кивали друг другу.

ДВА ГОДА ПРОШЛО со времени тех событий. Произошедшая ситуация наметила перелом в жизни Билли, хотя в течение этого периода все шло примерно как и раньше. Он собирал посильную дань с беззаботных зевак и запоздалых прохожих, участвовал в ограблении полдюжины пивных и даже совершил ночью смелое нападение на двух высокопоставленных лиц. Днем он все еще вертелся около боксерской школы Ларри Хилмора и продолжал оказывать здесь разные мелкие услуги. Хилмор несколько раз советовал ему бросить пить и остепениться, так как усматривал в молодом гиганте все задатки «заправского» атлета-профессионала, но Билли не мог отрешиться от прежней жизни и только изредка выступал в небольших матчах с третьесортными бойцами. Три года, проведенные около школы Хилмора, да периодические «тренировки» на ринге не прошли для юноши даром — он многому научился по части самозащиты.

В ТУ НОЧЬ, С КОТОРОЙ начались настоящие приключения Билли Берна, некий уважаемый джентльмен шатался около пивной, стоящей на углу Лейк-стрит и Робей. Темные личности, которые обычно бывали здесь и находились под покровительством самого содержателя притона, уже начинали собираться. Билли знал всех наперечет и кивком головы приветствовал знакомых, когда те проходили мимо него. На некоторых лицах при виде Билли проявлялось недоумение и юноша не понимал, что это могло значить. Он решил спросить об этом у первого попавшегося человека, на лице которого вновь прочтет это выражение. Через миг Берн заметил огромную, облаченную в мундир фигуру, которая двигалась в его направлении. Еще через мгновение на лицо шедшего к нему человека упал свет, и Билли узнал Ласки.

При виде Билли, Ласки тоже изумленно вытаращил глаза и, проходя мимо, шепнул ему что-то, продолжая смотреть прямо перед собой, как будто он вовсе и не заметил его. Немного погодя, Билли завернул за угол и, небрежно раскачиваясь, пошел, как бы прогуливаясь, по направлению к Валнут-стрит, но свернул в первый же переулок направо.

Здесь, прижавшись в тени телефонного столба, ожидал его Ласки.

— Хотел бы я знать, чего ты здесь ошиваешься? — спросил его полисмен. — Разве ты не знаешь, что Шихэн засыпался?

За пару дней до того старик Шнайдер, доведенный до отчаяния постоянными набегами на его кассу, вздумал оказать сопротивление, и был убит наповал. Подозрение пало на Шихэна, и тот был арестован.

Билли в эту ночь не был с Шихэном, да и вообще не водился с ним. С той памятной драки, когда они были еще мальчишками, у них навсегда осталось друг к другу неприязнен-ное отношение.

При словах Ласки Билли сразу понял, в чем дело.

— Шихэн говорит, что это моя работа? — быстро спросил он.

— Вот именно.

— А ведь в ту ночь я и близко не подходил к дому Шнайдера, — запротестовал Бил-ли.

— В полиции думают иначе, — сказал Ласки. — Там рады случаю утопить тебя. Ты всегда был таким ловкачом, что к тебе нельзя было и прицепиться. Есть приказ тебя схватить и на твоем месте, я дал бы деру не задумываясь. Мне нечего тебе объяснять, почему я предупредил тебя, но это все, что я могу для тебя сделать. Послушайся моего совета, беги как можно быстрее! Все сыщики поставлены на ноги и всем известны твои приметы.

Ласки вернулся на свой пост на Робей, а Билли, не проронив больше ни слова, повернулся и быстро по шел по направлению к Линкольн-стрит, затем свернув на север к Кин-зи пробрался на железнодорожный участок. Час спустя Берн уже уезжал из города, уютно устроившись в товарном поезде. Через три недели он был во Фриско, и хотя денег у него не было, но все те же приемы, которые так часто пополняли его пустой кошелек дома, должны были прийти ему на помощь и здесь.

Очутившись в незнакомом городе Билли не знал, в какой его части обосноваться. Случай навел его на улицу с целым рядом грязных пивных, посетителями которых были по преимуществу матросы. Билли обрадовался: что могло быть лучше для его цели, чем пьяный матрос?

Без промедления Берн вошел в один из кабаков. Шла игра и он встал к столу, якобы наблюдая за игроками, а самом деле во все глаза разглядывая посетителей, выискивая чело-века, который платил бы, не стесняясь, за выпивку. Билли хотел установить по этому нехитрому признаку, кто из посетителей обладает толстым бумажником. Вскоре его труды были вознаграждены, и он нашел то, что ему было нужно.

Неподалеку от него, за небольшим столиком сидели трое мужчин. Один из них вынул хорошо набитый бумажник и заплатил малому. При этом он посмотрел вверх, и его гла-за встретились с пристальным взглядом Билли. С пьяной улыбкой он поманил Билли к себе и попросил его присесть к их компании. Билли почувствовал, что судьба ему улыбнулась, и, не теряя времени, ухватился за благоприятный случай. Через минуту он уже сидел за столиком с тремя матросами и заказывал себе рыбную закуску. Незнакомец, у которого был в высшей степени неприятный взгляд, оказался необычайно даровитым на угощение. Не успел Билли опрокинуть один стакан, как немедленно приказали подать ему другой, и, ко-гда он на минуту вышел из-за стола, то при возвращении снова нашел полный стакан, который его новый приятель приготовил ему в его отсутствие. Этот последний стакан и сыграл решающую роль в жизни Билли.

ГЛАВА II. НА «ПОЛУМЕСЯЦЕ»

БИЛЛИ ОТКРЫЛ ГЛАЗА, но в первую минуту не мог сообразить, что с ним произошло. Мучаясь сожалениями, он вспомнил о пьяненьком матросе и о его туго набитом бумажнике. В этот момент он был глубоко огорчен, что законная

добыча ускользнула от него. Как же это случилось? «Здорово же крепкое пиво в проклятом Фриско», — подумал Билли. Голова трещала отчаянно, а все тело ныло как будто его били. Билли чувствовал такое головокружение, что ему казалось, будто комната поднимается и опускается самым реальным образом и каждый раз, как комната падала, Билли делалось тошно.

Он закрыл глаза. Противное ощущение не прекратилось. Билли застонал, никогда еще за всю свою жизнь он не чувствовал себя так паскудно. Бог мой, как болела его бедная голова! Убедившись, что с закрытыми глазами не легче, он снова открыл их и осмотрел комнату, в которой находился. Помещение было небольшим. Загроможденное тремя ярусами деревянных нар, идущих вдоль стен в середине оно было почти пустым, если не считать стола, над которым свешивалась с потолка тусклая лампа. Именно она то и привлекла к себе внимание Билли. Лампа так и качалась взад и вперед. Это не могло быть галлюцинацией. Было похоже, что комната и действительно раскачивалась. Билли не мог объяснить себе это-го явления. На минуту закрыв глаза он снова открыл их и опять посмотрел на лампу, но та и не думала прекращать своего движения.

Билли осторожно сполз на пол. Держаться на ногах было неимоверно трудно. Навер-

ное, все еще последствия выпивки... Наконец он доплелся до стола и ухватился за него одной рукой, а другую протянул к лампе. Сомнения испарились, лампа действительно раскачивалась взад и вперед, как язык колокола! Где же он, черт побери? Билли обвел глазами комнату, ища окна. На одной из стен, около низкого потолка, он увидел несколько небольших круглых отверстий, закрытых стеклом. Рискуя переломать ноги, он подполз на четвереньках к одному из них. Когда же он приподнялся и взглянул в окошечко, то в ужасе от-шатнулся. Насколько хватал глаз, перед ним было только волнующее безбрежное водное пространство и тогда он наконец понял, что с ним случилось.

— А я-то еще собирался объегорить этого типа! — пробормотал он в беспомощном смущении. — В дураках-то остался я, смотри-ка, что он со мной выкинул!

В эту минуту наверху послышался шум и в открытом люке показался свет. Билли увидел ноги в огромных сапожищах, спускающиеся сверху по лестнице. Когда вновь при-шедший достиг пола и обернулся к нему, Билли узнал незнакомца, который так усердно угощал его накануне.

— Ну-с, голубчик, как поживаешь? — спросил незнакомец.

— Ловко же ты это сварганил, — только и смог ответить Билли.

— Что ты хочешь сказать? — нахмурился вошедший.

— А пошел ты! — огрызнулся Билли. — Сам отлично знаешь, что я хочу сказать.

— Послушай, — властно проговорил незнакомец, — не забывайся! Я штурман на этом судне, и, если ты не хочешь иметь неприятностей, то должен говорить со мной почти-тельно. Меня зовут мистер Уард, и ты должен называть меня «сэр». Понял?

Билли почесал затылок и прищурил глаза. Во всю жизнь никто никогда не говорил с ним таким тоном — во всяком случае, с тех пор, как он вырос. Голова у него ужасно болела, и ему было тошно, страшно тошно.

Он был настолько поражен своим физическим расстройством, что плохо вникал в то, что ему сказал штурман, а потому прошло достаточно много времени, пока истинные размеры оскорбления, нанесенного его достоинству, проникли в его затуманенный мозг. Штурман же решил, что его строгий окрик подействовал на новичка и смирил его. Собственно для этого-то он и спустился, по опыту зная, что лучше всего сразу же дать хорошую встряску и что этим можно избегнуть многих неприятных столкновений в будущем. Он знал также, что самый удобный момент для укрощения строптивых натур — время, когда жертва страдает от последствий виски, в который было подмешано сонное средство. Умственная деятельность и мужество в таких случаях обычно находятся в самом подавленном состоянии. Даже самый храбрый человек, когда его так тошнит, делается покорным, как собака. Но штурман не знал Билли Берна из шайки Келли. Его мозг был, правда, отуманен спиртным, и потребовалось действительно немало времени, пока он начал соображать как следует, но храбрость осталась при нем.

Билли был хулиган, шпана, забулдыга. Когда он дрался, его приемы заставили бы покраснеть самого сатану. Он чаще ударял сзади, чем спереди. Он не принимал в расчет ни слабости, ни роста противника. Он не находил ничего дурного в том, чтобы напасть гурьбой на одного. Он оскорблял девушек и женщин. Он шлялся по пивным и скандалил в тавернах.

В глазах честного человека он был, конечно, грязным, грубым хулиганом. Однако, Билли Берн не был подлецом по натуре. Он был таким, каким его сделали воспитание и среда. Он не знал иных правил и иного кодекса. И как ни была убога этика людей его среды, он крепко ее держался, никогда не выдавая ни одного из своих товарищей и не давая раненому другу попасть в руки шпиков. Никогда также не допускал он, чтобы с ним говорили так, как осмелился говорить с ним штурман. Он не отреагировал на оскорбление так быстро, как он сделал бы это в трезвом виде, он все же оскорбления не забыл. Долгое молчание Билли ввело штурмана в заблуждение, и он захотел еще больше утвердить свой авто-ритет. Забыв всякую осторожность, он подошел к Билли вплотную и прошипел:

— Что тебе нужно, так это здоровую трепку! Это помогло бы тебе очухаться, грязный бродяга, и вбить тебе в голову, что, когда входит начальство, ты...

Но как должен был отнестись Билли к входящему начальству, так и осталось неизвестным; зато Билли показал, как он поступает с начальством, замахивающимся, чтобы уда-рить его по лицу...

Билли Берн не напрасно боролся с атлетами и занимался боксом, а посему кулак штурмана свистнул по пустому воздуху. Вялое тело с осоловелыми глазами, казавшееся за минуту до того неспособным ни на что, мгновенно преобразилось и перед штурманом предстал крепкий детина, ловкий как кошка, со стальными мускулами, который нанес ему такой удар в ребра, что даже борец Смок почувствовал бы к нему почтение. С воплем боли штурман отлетел в дальний угол каюты и скатился под нары. Билли бросился за ним, как тигр, и, вытащив его на середину комнаты, начал его бить как попало. Неистовые крики штурмана разнеслись по всему кораблю.

Когда капитан с шестью матросами сбежали вниз по трапу, они увидели Билли сидящим верхом на поверженном теле штурмана. Его стальные пальцы сжимали горло про-тивника, и он изо всей силы колотил его головой об пол. Еще мгновение — и убийство было бы совершено.

— Стой! — заорал капитан и замахнулся тяжелой дубиной, которая обычно была при нем.

Сильный удар пришелся Билли по затылку, и он потерял сознание, а когда очнулся, то увидел что сидит в темной вонючей дыре и прикован к стене.

Его продержали так целую неделю. Капитан навещал его ежедневно, чтобы постараться убедить новобранца в ошибочности его образа действий. Идея о спасительном дей-ствии дисциплины запечатлевалась в мозгу Билли посредством тяжелой дубинки. К концу недели явилась необходимость перетащить арестанта наверх, чтобы он не был съеден крысами. Зверские побои и голод сделали свое дело. Билли представлял собой инертную массу сырого окровавленного мяса,

— Ну, — заметил шкипер, когда полюбовавшись делом своих рук при дневном свете, — я думаю, что этот малый будет теперь знать свое место, когда с ним заговорит начальник и джентльмен.

То, что Билли остался в живых, было чудом. Он лежал спокойно и не думал ни о чем, за исключением полусознательных мыслей о мщении, пока, наконец, природа безо всякой помощи восстановила то, что так грубо разрушил капитан. Через десять дней после того, как его вынесли наверх, Билли уже ковылял по палубе «Полумесяца» и исполнял кое-какую легкую работу. От других матросов он узнал, что он был не единственным членом экипажа, завлеченным на корабль против воли.

Только шесть головорезов, явно принадлежавших к уголовному элементу, добровольно нанялись на судно, не то потому, чо они не могли найти места на приличном ко-рабле, не то желая как можно скорее удрать за пределы Соединенных Штатов. Все остальные, подобно Билли, были захвачены обманом и силой. Вряд ли когда-либо судьба подбира-ла более грубую и преступную команду и Билли чувствовал себя с ними отлично. От своего первоначального намерения страшно отомстить штурману и шкиперу он отказался под вли-янием разумных советов своих новых товарищей.

Штурман со своей стороны, ничем не выказывал, что он помнит о нападении Билли на него. Он мстил ему только тем, что при всякой возможности назначал ему самые опасные и неприятные работы, но это лишь ускорило морское воспитание Билли и поддерживало его физическое здоровье. Все следы алкоголя давно исчезли из здорового организма молодого человека, и лицо его изменилось под влиянием вынужденной воздержанности.

Когда-то красное, отекшее, угреватое, оно стало чистым и загорелым. Тусклые, потухшие глаза, придававшие ему прежде скотское выражение, сделались теперь блестящими. Черты лица были у него всегда правильны и красивы, но теперь они облагородились под влиянием морского воздуха, здоровой жизни и опасных занятий. Приятели из шайки Келли с трудом признали бы в нем своего старого товарища, если бы он предстал перед ними теперь в переулке у продуктового склада.

Билли начал замечать, что вместе с новой жизнью у него изменился и характер. Он несколько раз ловил себя на том, что он весело пел во время работы — он, который так боялся честного труда! Ведь всю жизнь его любимым изречением было: «Мир обязан давать мне средства к пропитанию; мне нужно только собирать их». К удивлению своему он должен был признать, что он работает с увлечением и гордится, когда ему удается заткнуть за пояс других, работающих вместе с ним. Благодаря этому, жизнь его на борту «Полумесяца» сделалась довольно сносной. Хотя капитан и относился к Билли несколько подозрительно со времени эпизода в каюте, но таким матросом пренебрегать было нельзя, и, в виду его ис-ключительной работоспособности, ему даже спускались некоторые провинности по дисциплине, с которой Билли никак не мог свыкнуться.

Эти соображения спасали жизнь Билли и не раз останавливали руку капитана, который при обыкновенных условиях давно убил бы его за дерзкие выходки, а косоглазый Ярд, испробовавший уже раз на себе силу Билли, совершенно не жаждал вторичного столкнове-ния с ним.

Экипаж «Полумесяца» состоял из грабителей, да бежавших от виселицы убийц, но шкиперу Симсу было не привыкать иметь дело с такими матросами, и он держал их в ежовых рукавицах. Вместо рассуждений, он пускал в ход свой железный кулак и короткую тяжелую дубинку, с которой никогда не расставался. Так или иначе все они, за исключением Билли, уже служили прежде матросами и потому судовая дисциплина была им до некоторой степени знакома.

Билли был скорее доволен своей жизнью на корабле. Свыкнувшись с работой, он даже нашел в ней некоторое удовольствие. Люди были из той среды, которую он хорошо знал и им, так же, как и ему, были незнакомы честь, добродетель, благопристойность, доброта. Билли чувствовал себя в своей тарелке и не скучал по своей старой шайке. Он с детства был задирой, любил затевать ссоры и вскоре, среди матросов у него завелись как друзья, так и враги. Благодаря знанию приемов борьбы, огромной силе и бесконечным плутовским ухищрениям, он выходил победителем из каждого столкновения. Вскоре окружающие признали его первенство и стали избегать заводить с ним драку. Эти бои, часто кровавые, не оставляли никакой ненависти в сердцах побежденных. Они неизменно входили в программу дня и служили единственным развлечением для сброда, составляющего экипаж шкипера Симса.

Был только один человек на борту «Полумесяца», которого Билли по-настоящему ненавидел. Это был пассажир Дивайн. Билли ненавидел его не потому, чтобы он сказал или сделал ему что-нибудь дурное — пассажир никогда слова не сказал ему, — а просто за его приличную одежду, которая ясно доказывала его принадлежность к презренному классу джентльменов. Билли не выносил опрятных, самодовольных купцов на Большой авеню и внутренне корчился при виде блестящих автомобилей, нагло шнырявших мимо него с нарядно одетыми мужчинами и женщинами. Чистый крахмальный воротник действовал на него так же, как красная тряпка на быка. Опрятность, богатство, приличие в уме Билли были неразрывно связаны с трусостью и физической слабостью, а физическую слабость он нена-видел. Его представление о мужском достоинстве и силе сводилось к тому, чтобы выказывать как можно больше грубости. Так, оказать помощь женщине показалось бы Билли просто неприличным, — зато подставить ей ногу, чтобы она шлепнулась во весь рост, было и остроумно, и элегантно. Поэтому всеми силами своей бесцеремонной натуры он ненавидел щеголеватого, вежливого хлыща, который ежедневно расхаживал после обеда на палубе, покуривая ароматную сигару.

Билли удивлялся, откуда тут взялся этот «пижон» и зачем он сунулся на борт такого корабля, как «Полумесяц», но еще больше его поражало, что такой заморыш отваживается так легко разгуливать среди настоящих бандитов. Презрение, которое чувствовал Билли к Дивайну, заставляло его отводить пассажиру внимания больше, чем он сам сознавал. Берн заметил, что лицо Дивайна было красиво, но в карие глаза его были неприятно хитрыми и уже независимо от первоначальных, достаточно нелепых причин, заставивших Билли возненавидеть этого человека, он инстинктивно почувствовал к нему отвращение, как к чело-веку, которому нельзя доверять.

Морская жизнь однообразна, а поэтому интерес, который вызвал в Билли неприятный пассажир, овладел им всецело и в свободные часы он неизменно шатался именно в той части корабля, где мог встретить предмет своей ненависти, надеясь, что пижон даст ему ка-кой-нибудь повод для драки. С этой целью однажды вечером Берн бродил по палубе и слу-чайно подслушал часть разговора, который велся тихими голосами между пассажиром и шкипером Симсом. Из обрывков беседы он понял, что замышляется какое-то грязное дело и что Дивайн и шкипер Симс, оба заинтересованы в нем. Также он узнал, что «Полумесяц» направляется, собственно, пассажиром Дивайном и что финансировал это предприятие некий Клинкер в Сан-Франциско, которому Дивайн многим обязан. Дело касалось какого-то Хардинга и дамочки по имени Барбара. Он узнал также, что в случае успеха все участники должны были получить большие деньги.

Заинтригованный Билли решил порасспросить Костлявого Сойера и Красного Сан-дерса, но оба матроса знали меньше его. Через пару дней «Полумесяц» прибыл в Гонолулу и встал на якорь в нескольких сотнях футов от нарядной белой яхты.

Конец ознакомительного фрагмента