Эдгар Райс Берроуз "Революция в мире науки"

ПРОЛОГ. 2190 ГОД Н. Э.

 

МАЛЕНЬКАЯ панель из свинцового стекла во дворце-пентхаусе на вершине самого высокого здания в Ассурии со звоном полетела на пол кабинета, а пуля, выбившая ее, вонзилась в эбонитовую обшивку позади Управляющего научными изысканиями

— Огнестрельное оружие! — воскликнул он. — Должно быть, они совершили налет на музеи. Пусть с древним оружием, но они все равно напали на Дворец науки. Как они нас ненавидят! — Он печально повернулся, чтобы осмотреть панель. — Мой прадед привез эти пистолеты из древнего Парижа, более ста лет назад, Сандерс… как быстро деградирует человек. Все святое развеяно как, как сон.

Пока Управляющий научными изысканиями молчал, его спутник быстро пересек комнату.

— Сюда! — позвал тот. — Мы должны оставить эту квартиру. Этот выстрел предназначался вам.

Управляющий научными изысканиями печально покачал головой.

— Если бы не моя жена, я мог бы пожалеть, что этот парень плохой стрелок стрелком.

— …И твой сын Александр, — напомнил ему Сандерс.

— Это могло бы облегчить стрелку задачу, — ответил Правитель Науки. — Это меня они ненавидят. Мой народ ненавидит меня, Сандерс… Мой народ, который я люблю и которому стараюсь быть отцом. Но я не могу их винить. Они были обмануты. Именно по отношению к тем, кто знал правду, кто жил ближе всех ко мне и для кого я сделал больше всего, я чувствую какую-то горечь. Каждый день кто-то из них бросает меня, Сандерс, — крысы, бегущие с тонущего корабля. Я уверен лишь в нескольких из вас — сегодня я мог бы пересчитать своих друзей по пальцам одной руки.

Майкл Сандерс, военный министр, склонил голову, ибо Управляющий научными изысканиями говорил правду, и отрицать это было невозможно.

Это было первое мая, предшествовавшее тому историческому второму числу, когда Ассурия вышла из-под власти ученых. В течение месяца ученые фактически находились в плену в летнем дворце на окраине Капитолия, но им никто не мешал, и до сегодняшнего утра их личная безопасность казалась вполне обеспеченной.

В течение многих лет голоса агитаторов и недовольных звучали все громче по всей стране. «Мы рабы науки», — вот, что проповедовали они. В первые недели апреля Капитолий был очагом революции, которая быстро сменилась хаосом анархии. У народа накопились обиды, но не было вождя — у него были только агитаторы, которые могли призывать, но не контролировать.

И вот наступило первое мая, когда чернь из низших кварталов города, опьяненная алкоголем и жаждой крови, высмеяла слабаков, встапвших во главе революции и, требуя крови и добычи, двинулась на дворец Науки с явным намерением убить ученых.

Весь этот день безумцы выли и улюлюкали по всему дворцу, сдерживаемые лишь единственной военной единицей, сохранившей верность властям, — Иностранным корпусом, набранным из иностранцев…

После минутного молчания Управляющий научными изысканиями заговорил снова:

— Как вы думаете, с чего сегодня все началось? — спросил он. — Что привело эту толпу во дворец?

— Прошлой ночью они узнали о рождении вашего сына, — ответил Сандерс. — Они делают вид, что видят в этом факте угрозу тому, что с удовольствием называют «Новой Свободой». Вот почему они здесь.

— Вы думаете, они хотят лишить жизни моих жену и сына, а потом прикончить и меня?

Сандерс поклонился.

— Уверен в этом.

— Но это нужно предотвращено любой ценой, — объявил Управляющий.

— Я думал вывезти их из дворца, — ответил Сандерс, — но это было бы трудно с делать, даже если бы можно было перевезти вашу жену, чего, как уверяют врачи, делать нельзя. Но есть лишь слабая вероятность того, что мы сможем спасти мальчика. Я много думал над этим вопросом, сэр. У меня есть план. Это сопряжено с риском, но, с другой стороны, позволить мальчику оставаться в этом здании еще двенадцать часов… Я уверен, в фатальном исходе.

— Ваш план, Сандерс… в чем он заключается? — спросил Ученый.

 

 

— В ТЕЧЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО МЕСЯЦА офицеры Иностранного корпуса квартировали в этом здании. Некоторые из них были женаты, и теперь их жены здесь, с ними. Одна из этих женщин, жена лейтенанта. Донован родила сына два дня назад. Она сильная и здоровая молодая женщина, и ее можно перемещать, не подвергая опасности ее здоровье... У нее ведь могли родиться близнецы?

Управляющий поднял брови.

— Понятно, — сказал он. — Но как она одна управиться с двумя младенцами? Никто не сможет убежать.

— Но они бесятся ежедневно, сэр, — ответил Сандерс. — В здании полно предателей. Не проходит и дня, чтобы солдат не перебежало врагу. Мы под невероятным прессингом. Только чудо может спасти Иностранный корпус от полного истребления. И по мнению революционеров, следовало бы. Лейтенант Донован, к примеру, перешел на их сторону, ради безопасности жены и детей.

Несколько минут Управляющий стоял, склонив голову, погруженный в раздумья.

— Позовите Данарда, — приказал он. — Мы пошлем за этим лейтенантом Донованом.

— Пожалуй, мне лучше пойти самому, — заметил Сандерс. — Чем меньше людей будет знать о наших планах, тем безопаснее будет наша тайну.

— Я безоговорочно доверяю Данарду, — ответил Управляющий. — Он верно служил мне много лет.

— Прошу прощения, но это событие столь знаменательно, что я не оправдал бы вашего доверия, если бы промолчал... — возразил Сандерс. — Я боюсь Данара… Не доверяю ему...

— Почему?

— Не смогу выдвинуть против него никаких обвинений, — ответил Сандерс. — Иначе давно бы сделал это, но...

— Ерунда! — воскликнул Управляющий. — Данард умрет за меня. Приведите его, пожалуйста.

Сандерс двинулся к радиопередатчику, но, держа руку на выключателе, снова повернулся.

— Умоляю вас, отпустите меня.

Управляющий ответил властным жестом в сторону радиопередатчика, и Сандерс подал сигнал. Через несколько минут в комнату вошел Поль Данар, камердинер Управляющего научными изысканиями. Это был стройный смуглый мужчина лет тридцати с небольшим. Глаза у него были большие, мечтательные и слишком далеко посаженные, они являли резкий контраст с тонким орлиным носом и прямыми, налитыми кровью губы. Он молча ждал распоряжений своего господина, который стоял и пристально смотрел на него, как будто впервые видел лицо стоящего перед ним человека. А потом Управляющий заговорил.

— Данард, — начал он, — ты верно служил мне много лет. Я безоговорочно верю в твою преданность, и поэтому сегодня ночью я вверяю в ваши руки будущее Ассурии и безопасность моего сына.”

Слуга низко поклонился.

— Вы можете распоряжаться моей жизнью по своему усмотрению, — ответил он.

— Хорошо. Толпа жаждет моей смерти, смерти моей жены и жизни Александра. Но даже если бы я мог покинуть дворец, я бы этого не сделал. Моя жена из-за своего состояния не может, но Майкл считает, что мы можем тайно увезти мальчика, где он может оставаться в безопасности и уединении, пока обманутые люди не оправятся от безумия, охватившего их сейчас.

Майкл Сандерс, пристально вглядываясь в лицо камердинера. Он не заметил никаких эмоций, которые могли бы вызвать хоть малейшее подозрение, пока излагал план, который мог бы обмануть революционеров и лишить их всех плодов их усилий.

 

 

ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ Данард вернулся с помощником — Терренсом Донованом, молодым ирландским солдатом удачи, прослужившим лейтенантом в Иностранном корпусе больше года.

Майкл объяснил офицеру свой план.

— Самое трудное, — заключил он, — будет заполучить безопасный эскорт для вашей жены и двух младенцев, чтобы провести их через кордоны революционеров, которые окружают здание, но этим шансом мы должны воспользоваться, так как в их нынешнем настроении эти «революционеры» никого не пощадят, как только получат свободный доступ в здание. А ныне это может оказаться делом нескольких часов… Как только доберетесь до города, оставайтесь в укрытии, пока силы вашей жены не восстановятся. Тогда она покинет страну. Поезжайте в Америку, где вам будут периодически присылать средства на уход и воспитание мальчика. Время от времени вы будете получать от нас указания, но не будете присылать никаких отчетов, если вас не попросят, и не попытаетесь каким-либо образом связаться с нами, ибо только сохраняя полную секретность, мы можем надеяться уберечь мальчика от мести революционеров. Чтобы ни в коем случае не навлечь на вас подозрений с другой стороны, вы должны заняться бизнесом, что сможет хотя бы частично объяснить ваш доход. Его отец, его мать, Данард, твоя жена, ты и я — единственные люди, которые будут знать личность твоего второго близнеца. Никто другой никогда не должен пронюхать об этом, пока вы не получите соответствующее распоряжение из Ассурии, где будет сказано, что пришло время ему вернуться к своему народу. Даже сам мальчик не должен знать, что он не ваш сын. Вы полностью понимаете и принимаете поручение?

Донован склонил голову в знак согласия.

— Мы отдаем в ваши руки судьбу Ассурии, — продолжал Управляющий. — Дай бог, чтобы вы оправдали возложенное на вас доверие.

— Я не подведу вас, — ответил ирландец.

Двадцать четыре часа спустя толпа одолела оставшихся охранников и ворвалась в Научный корпус. Судьба Управляющего научными изысканиями и его жены неизвестна — их тела так и не были найдены. Ярость революционеров, когда они узнали, что маленького сына похитили, была безгранична. Но все это уже история. Если захотите узнать детали, я рекомендую вам «Последние дни ученых» , Майкл Сандерс, иллюстрированный, 529 страниц, издан G. Strake, Ltd., Лондон.

 

 

ШЕСТНАДЦАТОГО МАЯ, ЧЕРЕЗ две недели после падения Научного корпуса, крошечная закутанная фигурка с грузом на ногах выпала со стратосферного лайнера «Колосс», направлявшегося в Нью-Йорк. Атлантика внизу приняла его. Молодой ирландец с трагическим видом наблюдал за происходящим. Рядом с ним, тихо всхлипывая, его жена крепко прижимала к груди маленького ребенка.

 

 

 

ГЛАВА I. ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА СПУСТЯ

 

— ТВОЯ МАМА ОЧЕНЬ больна, Макки, — старик, сидевший за письменным столом, не поднимал глаз на сына, и тот знал, что старик боится выдать эмоции, скрывающиеся за его каменным лицом, и тем самым дать мальчику больше поводов для опасений.

— Я догадался об этом, когда получил твое сообщение, папа, — и пока он говорил, Маклин Донован встал. Подойдя к отцу, он ласково и сочувственно положил руку на широкое плечо лейтенанта полиции. — Могу я ее увидеть? — он спросил.

— Вот и все, Макки, можешь взглянуть на нее, — ответил отец. — Она тебя не узнает. Доктор приказал соблюдать абсолютную тишину.

Молодой человек кивнул, и они на цыпочках поднялись по лестнице в комнату на втором этаже…

Когда они снова вернулись в гостиную, на ресницах обоих мужчин сверкали слезы.

— Как ты нашел меня? — спросил молодой человек. — Через департамент?

— Да. Я позвонил в Вашингтон. Твой шеф сказал мне, где ты находишься.

— Я все еще занимаюсь делом Торна. Никто в департаменте не верит, что мистер Торн — не более чем дальновидный филантроп с консервативно-социалистическими взглядами. Мы не смогли идентифицировать с ним ни одного признанного радикала, но мы уверены, что существует кучка ассурианцев, с которыми он часто имеет дело, при чем тайно. Его сын так же озадачен, как и мы. Он думает, что ассурианцы охотятся за деньгами старика, и боится, что они могут уговорить его финансировать какое-нибудь движение, и тогда правительство вынуждено будет начать федеральное расследование.

— Во всем этом деле есть и другая сторона медали — что-то, чего мы еще не почувствовали, даже смутно, но я собираюсь понять. Я думаю, что сейчас я ближе к этому, чем когда-либо... Вчера мы приплыли на яхте мистера Торна из их летнего домика, и с того момента нам не расслабиться. Появилась какая-то напряженность и таинственность, которых не было в Трех Фронтонах… Единственный новый элемент, который, кажется, был привнесен в это уравнение, — дворецкий Торна, парень по фамилии Гривз, которого раньше в Трех Фронтонах не было. Никто из остальных городских слуг, насколько я понимаю, не имеет столь ярко выраженной харизмы, но этот парень, Гривз мне не нравится. Он всегда ходит на цыпочках. Мне кажется, стоит мне обернуться, и я обнаружу его позади себя. Мне кажется, он подозревает меня и, соответственно, следит за мной… Другие гости, кроме меня, — миссис Глассок и ее дочь — Пибоди Глассок из Филадельфии… Ты их знаешь… и Джон Саран с дочерью. Что касается Глассоков, то я их не понимаю, но господин Саран — другое дело. Он из Ассурии. Его считают политическим изгнанником. У меня на него ничего нет, но я положил его «дело» в одну папку с Гривзом. А с девушкой — его дочерью, все в порядке…

Лейтенант Терренс Донован быстро взглянул на сына и улыбнулся. Тот усмехнулся в ответ и слегка покраснел.

— Не будь слишком уверен ни в ком, Мэкки, — посоветовал отец. — И, кроме того, ты уверен насчет молодого Торна?

— Он был моим лучшим другом в Нью-Гарварде, — ответил сын. — Он попросил поручить это дело мне, потому что мы с ним могли бы работать вместе лучше, чем посторонние. Он сделал все, чтобы помочь мне, и ни одна душа в доме не знает, кто я на самом деле. Торн боялся сообщить гостям, даже то, что мой отец-лейтенант полиции, опасаясь, что это вызовет подозрения относительно мотивов моего пребывания там. Они думают, что ты — отставной телевизионный магнат из Сан-Франциско и что у тебя нет денег. Скажем, если бы миссис Пибоди Глассок из Филадельфии узнала правду, она бы устроила скандал.

Лицо старика стало серьезным, он задумался.

— Я бы сказал, что «да», если бы она знала правду, — сказал он.

— Ну что ж, отец, — объявил мальчик, вставая, — мне пора идти. Это адская работа, и наши семейные дела не должны им мешать.

Он ласково обнял отца за плечи.

— Встряхнись, — сказал он. — Я уверена, что мама справится. Держи меня в курсе, и, если я смогу, то, когда она придет в сознание, я приеду...

ВЫЙДЯ НА УЛИЦУ, он прошел полквартала до воздушной башни такси и поднялся на лифте на платформу. Здесь он вызвал воздушное такси и через мгновение расслабился в мягком кресле, наблюдая, как вихрь воздушного движения вокруг него исчезает, когда его собственное авто рвануло в синеву подчинившись его короткой команде:

— Башня Торна.

Внизу, как всегда, его внимание привлек гигантский улей Нижнего Нью-Йорка со зданиями высотой в полмили, где жили тридцать четыре миллиона человек. Благоговейный трепет внушал этот величайший город Земли. Здесь, в отличие от Европы и Азии, наука действительно служила людям. Ни один захватчик не ступал на эту землю. Лишь издали бросал жадные взгляды на богатство, которое так умело защищала наука. Америка была неприступна; демократия и наука вместе были непобедимы.

И подавляющее большинство из тридцати четырех миллионов граждан были счастливы и довольны. Тем не менее, существовали и недовольные… За ними следила Секретной службы, где служил Маклин Донован. Торн был миллионером, а Саран преследовал определенную цель. И какова была эта цель? Американская демократия должна была знать ответ на такие вопросы.

Наконец аэротакси опустилось на высокую башню, выше большинства других, свидетельствующую о богатстве ее владельцев. Только одна башня поблизости могла сравниться с ней. Эти иглы из камня и стали, пронзали нижние облака, возвышаясь над меньшими гигантами вокруг…

Наконец Маклин Донован шагнул на посадочную площадку и отпустил такси. Затем он направился к роскошному пентхаусу, который украшал шпиль здания.

Когда он подошел, дверь открыл лакей, за спиной которой Донован увидел Гривза, который низко поклонился — слишком низко, как показалось агенту секретной службы, — и шагнул вперед, чтобы взять шляпу гостя.

— Спасибо, — коротко ответил Донован. В дверях библиотеки он быстро обернулся и увидел, что на него смотрит Гривз. Дворецкий мгновенно отвернулся. Войдя в комнату, молодой человек нахмурился.

— Боже мой! — воскликнула высокая светловолосая девушка. — Что же так раздражает нашего маленького Макки?

Донован улыбнулся, когда остальные посмотрели на него.

— Я счастлив, как жаворонок, — заверил он девушку. — Солнце выглянуло... а то весь день было пасмурно, а теперь нужно беречься, чтобы не обжечь глаза... так что я еще не успел привести свое лицо в порядок.

Джон Саран стоял в противоположном конце комнаты, лицом к нему. Донован отчетливо сознавал, что Саран смотрит мимо него, а не на него. Войдя в комнату, Донован вынул из кармана портсигар и уронил его на пол. Со смехом воскликнув о своей неловкости, он быстро повернулся, чтобы поднять чемодан, и быстро перевел взгляд на дверь. Гривз замер в тени, в коридоре, подняв палец. Когда Донован повернулся к комнате, тот все еще улыбался…

 

 

— ЗАВТРА МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ в Три Фронтона, Маклин, — объявил хозяин. — Женевьеве сыта по горло летним Нью-Йорком.

— Я думал, для нее очень важно, когда она попросила вас привести ее сюда, — ответил Донован, улыбаясь. — Вы возвращаетесь с нами?

Старший Торн кивнул.

— Да я уладил тут все свои дела.

— Хм! — воскликнула мисс Эвфония Торн, его сестра. — Ты же не заключил ни одной сделки. Зачем тебе понадобилось тащить нас всех сюда в это время года, я просто не понимаю. Заставить нас всех страдать ни за что… Просто так!

— Я никуда не тащил тебя, Эвфония. Я даже пытался убедить тебя не приезжать. Я знаю, как ты ненавидишь город летом. А что касается моего бизнеса, то я быстро работаю, — добавил он со смехом. — Я закончу работу с последними документами, когда вы все отправитесь спать. — Он взглянул на Сарана и снова замолчал. Донован был уверен, что ассурианец бросил ему предупредительный, мрачный взгляд.

— Ну что ж! — фыркнула мисс Эвфония, вставая. — Я собиралась переодеться к ужину, и думаю, что остальные последуют моему примеру.

— Ведь еще нет половины пятого, тетушка-кривляка, — воскликнул Перси Торн.

— Мне все равно, сколько сейчас времени, и я не хочу, чтобы ты дразнился — это вульгарно и неуважительно. Если бы твой дед был жив, он бы…

— Но деда среди нас нет… Не хотите ли сигарету, тетушка?

— Ты же знаешь, я не курю. Это ненаучно и вредно. Ты просто спрашиваешь, чтобы досадить мне. Это грязная привычка, но я, к счастью, так ее и не приобрела.

— Не знал, что у тебя появились какие-то грязные привычки, тетушка. Но в наши дни мудрый племянник, знает повадки собственной тетушке.

Маленькая угловатая женщина величественно направилась к двери. Проходя мимо, она повернулась и посмотрела на брата.

— Перси, я больше не позволю себя оскорблять, — объявила она.

Ее брат снисходительно рассмеялся.

— Увидимся за ужином, Эф, — крикнул он ей вслед.

— Теперь можешь тайком покурить, Женевьева, — объявил Перси Торн высокой блондинке.

— Что значит тайком? — фыркнула девушка, пожав плечами. — Я не воспринимаю всерьез твою тетю Эвфонию.

— Никто не воспринимает, кроме нее самой, — ответил молодой человек.

— Тебе и в самом деле стоило бы курить чуть поменьше, Женевьева, — упрекнула ее мать. — Нарива вот не курит, хотя она родом из страны, где эта древняя привычка полностью восстановилась, и, кажется, она так же счастлива.

— Но я не люблю курить, — воскликнула мисс Саран. — Я уверена, что закурилаа бы, если бы получала от этого удовольствие.

Высокая мисс Глассок лениво поднялась со стула и подошла к Доновану.

— Думаешь, я слишком много курю, Мэкки? — спросила она, мурлыча и мягко положив руку ему на плечо. — Вы все, как дети! — воскликнула она. — Не имеет значения, что думаю я или кто-то другой, главное, чтобы Мэкки считала, что все в порядке.

Если она и пыталась намекнуть на то, что происходящее ей не нравиться, прозвучало это не совсем убедительно.

На мгновение Маклину Доновану стало явно не по себе, но он быстро отшутился. Перси Торн казался раздраженным и скучающим. Будь внешность миссис Пибоди Глассок менее впечатляющей, она попыталась бы стать размером с земляной орех, но она даже не догадывалась, что на нее смотрит Перси Торн.

Донован погладил руку Женевьевы, лежавшую у него на рукаве.

— Уверен, что ты не натворишь никаких глупостей, — заверил он ее.

Саран бросил быстрый взгляд на дочь, поймал ее взгляд и украдкой бросил многозначительный взгляд на мисс Глассок и Донована. Нарива Саран лишь подняла тонкие брови.

Немного погодя все три женщины разошлись по своим комнатам переодеваться. Вскоре Саран извинился и вышел, за ним последовал старший Торн, а Перси Торн повернулся к Доновану.

— Послушай, Макки, — начал Перси, — что между тобой и Женевьевой? Я хочу знать.

— Ничего, кроме миллионов, Донованов, — и молодой человек рассмеялся. — Разве ты не видишь, что ей наплевать на меня, что это ее мать подначивает ее.

— Думаю, она влюблена в тебя, — настаивал Торн.

— Хотел бы я увидеть их лица, когда они узнают правду обо мне, — заметил Донован.

— Может быть, ты и прав насчет старой леди — она охотится за папой из-за его банковского счета; но Женевьева-никогда! Она настоящая аристократка и в жилах у нее течет голубая кровь, Мак. Она настоящая… И это сводит меня с ума… А когда я вижу, что она влюблена в одного из моих лучших друзей.

— Ну, ты должен звать своих друзей, Перси. Если они не подходят для Женевьевы, ты не должен приводить их.

— Кончай ломать комедию! Я влюблен в нее, а ты нет… По крайней мере, ты говоришь, что нет, хотя я не вижу, как ты можешь не влюбиться. И я не хочу потерять ее, и я не хочу играть вторую скрипку.

— Не волнуйся, Перси. Это ненадолго, если я не ошибаюсь. Все приходит очень быстро. Думаю, я многому научусь, прежде чем состарюсь, и может быть, тогда я смогу исчезать в спешке и не портить твои любовные дела грязными миллионами.

— Дело не в деньгах, Макки… Б юсь, она влюблена в тебя. У меня достаточно денег, но она даже не может видеть меня, когда ты рядом.

— Ты имеешь в виду, когда мама рядом, — поправил Донован. — Я видел, как она строила тебе глазки и терлась о тебя в Трех Фронтонах и на яхте каждый раз, когда мама не смотрела.

Торн отрицательно покачал головой.

— Хотел бы я, чтобы ты был прав, — сказал он. — Но это не так. Пойдем наверх и оденемся.

Он встал и направился к двери.

— Я сейчас встану, а ты беги, — ответил Донован. — Я хочу немного осмотреться.

 

 

ТОРН КИВНУЛ И ПОБЕЖАЛ вверх по лестнице, которая вела на второй этаж, прямо из большой библиотеки. Когда он ушел, Донован быстро направился к двери, ведущей в холл. Как только он это сделал, тяжелые портьеры перед дверью в противоположном конце библиотеки сдвинулись, но в коридоре было темно, и Донован не заметил движения. Не успел он дойти до двери, как его внимание привлек звук легких шагов на лестнице наверху. Быстро обернувшись, он увидел спускающуюся Нариву Сарану. Она остановилась почти в тот же миг, как он повернулся, но тут же продолжила спускаться. Был ли он удивлен ее появлением? Повернула бы она назад, если бы он не обнаружил ее?

— Ах, мистер Донован! — воскликнула она. — Я думала, все ушли. Не ожидала никого встретить, — она мило покраснела. Теперь он понял, почему она хотела незаметно вернуться — она была в неглиже. Очень красивое одеяние, которое очаровательно оттеняло ее темную прелесть. Донован стоял, держась одной рукой за стойку, пока девушка спускалась, спиной к двери в холл.

— Я оставила здесь маленькую сумку, — объяснила она. — Там было несколько безделушек, которые я не хотел бы потерять. А, вот она! — и девушка быстро подошла к креслу, в котором сидела, и взяла маленький золотой мешочек. Вернувшись к лестнице, где все еще стоял Донован, она остановилась на нижней ступеньке. — Вам лучше поторопиться и переодеться к обеду, господин Донован, — сказала она со своим очаровательным акцентом. — А то вы опоздаете к первой перемене блюд, — говоря это, она играла с маленьким золотым мешочком, открывая и закрывая его. Донован почувствовал исходящий от нее очень тонкий и восхитительный аромат.

— Какие чудесные духи, — заметил он.

Девушка улыбнулась и снова открыла сумку.

— Да, — сказала она, вытаскивая из сосуда маленький, украшенный драгоценными камнями флакон и поднося его к его носу. — Чудесно. Ученый правитель Ассурии перед тем, как его убили, отдал его моему... другу моего отца. Таких духов больше нет во всем мире. Они очень старые и никогда не использовались, но их запах проникает во все, с чем соприкасается. Я только сегодня достала его из сундука — вы раньше не заметили?

— Наверное, в комнате было слишком много дыма, — ответил Донован. Внезапно он положил свою руку на ее. — Сегодня днем я хотел сказать, но не смог… Я рад, что вы не курите…

На мгновение в ее глазах вспыхнул нетерпеливый огонек, а затем она отстранилась.

— И я рада, что угодила господину Доновану, — мягко сказала она.

— Вы порадовали меня! Нарива, вы должна знать... — он внезапно притянул ее к себе  Ты должна была видеть, что я...

Она быстро приложила прохладную мягкую ладонь к его губам.

— Стой! — воскликнула она, и в ее глазах появился испуг.

Тяжелые портьеры на противоположной стороне коридора зашевелились. Донован стоял спиной. к ним.

Он прижался к ней.

— Я люблю тебя! — воскликнул он, казалось, почти сердито. — Ты должна была это понять! Неужели ты любишь меня?

Она вырвалась.

— Я еще быть может полюблю тебя! — воскликнула она, но в ее глазах и голосе был ужас, когда она повернулась и побежала вверх по лестнице.

Донован с минуту озадаченно смотрел ей вслед, а затем, медленно проведя ладонью по затылку, медленно поднялся по лестнице в свою комнату.

— Чем больше ты их видишь, тем меньше их понимаешь, — произнес он, закрывая за собой дверь спальни.

 

 

В КОМНАТЕ В ПРОТИВОПОЛОЖНОМ конце дома, по другую сторону холла, служанка мисс Глассок укладывала хозяйке волосы, в то время как госпожа Глассок сидела перед туалетным столиком и красилась.

— В твоем возрасте он был бы у меня давным-давно, — заметила миссис Глассок. — Сегодняшней девушке не хватает тонкости и хитрости в таких делах.

Дочь только плечами пожала.

— Он мне не нужен, — объявила она. — Мне нужен Перси. Я думаю, что миллионов Торнов будет достаточно.

— Женевьева, ты вульгарна! — упрекнула ее мать. — В любом случае, если я выйду замуж за Торна-старшего, то могу рассчитывать только на свое приданое в случае его смерти, так как Перси унаследует большую часть состояния, а господин Донован, как мне сказали, единственный ребенок в семье, унаследует все состояние своего отца-речь идет о нескольких сотнях миллионов.

 

 

 

НАХМУРИВШИСЬ, НАРИВА САРАН стояла перед зеркалом в другом конце коридора. В дверях ее гардеробной застыл  Джон Саран. Он тоже хмурился.

— Тогда он был у тебя? — спросил он тихо, обвиняюще.

Девушка ничего не ответила.

— Не подведи нас снова, — сказал Саран, его тон был хорошо поставлен, но неприятен. Затем он вернулся в чулан и закрыл дверь.

Нарива, склонив голову набок, некоторое время прислушивалась, а потом резким движением прижала тыльную сторону ладони к глазам, как от боли.

— Я не могу! Я не могу! — прошептала она.

 

 

 

ГЛАВА II. УБИЙСТВО В ТЕМНОТЕ

 

ТОЛЬКО ПОСЛЕ ЧАСА ночи они вернулись с ужина и танцев в одном из популярных городских небесных садов. Гривз впустил их. Проходя мимо него, Нарива Саран вопросительно подняла брови, и дворецкий ответил почти незаметным наклоном головы. Ни одно из этих действий не было бы заметно другим, кроме специально тренированных людей — таких, как у Донована. Его работой было замечать такие тривиальные происшествия, и это тоже не ускользнуло от него. Он был озадачен и раздосадован — досадовал на себя за то, что все еще сомневается в Нариве. Связь Сарана с бандой заговорщиков, к которой, как он чувствовал, он наконец подобрался совсем близко после нескольких недель, казалось бы, бесплодных усилий.

Он всегда подозревал Сарана и поначалу предполагал, что дочь ассурианина преступно связана с бандой, в которой состоял ее отец. Исходя из этой предпосылки, не было ничего странного в том, что Донован стремился снискать расположение девушки, чтобы через нее получить желаемое знание. С этой целью он искал ее спутников. В результате Донован не только не смог связать ее с подрывной деятельностью, которая, по его мнению, должна была оплачиваться террористической группой, но безнадежно влюбился в нее.

После нескольких минут бессвязного разговора, который, казалось, никого не интересовал, мисс Торн объявила о своем намерении удалиться — предложение, которое, очевидно, встретило одобрение остальных, которые с сонным «Спокойной ночи» поднялись по лестнице в свои комнаты.

Пятнадцать минут спустя Гривз обошел весь нижний этаж, выключив свет, за исключением маленького ночника в прихожей и второй маленькой лампы в библиотеке, которая была последней комнатой, на которую он посетил. А потом вместо того чтобы вернуться к лестнице для слуг в задней части пентхауса, по которой он должен был пройти в свою комнату на четвертом этаже, он поднялся по главной лестнице из библиотеки. Он оставил свет на лестничной площадке примерно на полпути вверх по лестнице, но выключил все, что было в коридоре, на втором этаже. Второй этаж однако, был слабо освещен светом с лестничной площадки.

Покончив с этими обязанностями, Гривз на мгновение остановился в центре зала, прислушиваясь. Он быстро посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую, после чего, по-видимому удовлетворенный, поднялся по другой лестнице на третий этаж, где находились апартаменты семьи. Обычно для подъема на верхние этажи использовался небольшой пассажирский лифт, но механизм подъемника временно вышел из строя, и проходил ежегодный летний капитальный ремонт. Обычно в это время хозяева жили в Трех Фронтонах. С третьего этажа один единственный лестница вела в помещение для прислуги этажом выше.

Эта лестница находилась в дальнем конце коридора третьего этажа. Прямо напротив нее находился небольшой темный чулан, где хранились разнообразные веники, щетки, швабры, тряпки, пылесосы и тому подобные принадлежности.

Гривз погасил в коридоре третьего этажа все лампы, кроме одной, подошел к лестнице, остановился, прислушался, а затем, быстро повернувшись, бесшумно пересек холл, открыл дверь темного чулана, вошел в него и закрыл за собой дверь.

 

Конец ознакомительного фрагмента