Эдгар Райс Берроуз "Возвращение грубияна"

ГЛАВА I. ДОМА I

СТОЯ НА ПЛОЩАДКЕ НЬЮ-ЙОРКСКОГО поезда, прибывавшего к вокзалу Ла-Сал Стрит, мо-лодой крепкий мужчина глубоко вдыхал воздух родного города. И даже не чувствуя себя очень счастливым, он все же бессознательно радовался возвращению домой. Год странствий, пропитанный необыкновенными приключениями, что еще может радовать усталого путника кроме возвращения домой? Билли Берн возвращался в западную часть Чикаго, в район  Большой авеню.

Нельзя сказать, чтобы на Большой авеню было что-нибудь такое, что могло вызвать радость. Улица была длинной, извилистой и необыкновенно грязной. Да Билли и не был в особенном восторге от нее, но его грела уже сама мысль о том, что он вернулся и теперь «утрет им нос». Когда-то он покидал Чикаго с репутацией грубого и необузданного челове-ка. И он действительно был таким, его выходки ужасали даже привычных к грубости жите-лей района Большой авеню, где он вырос. С тех пор он сильно изменился под влиянием од-ной милой девушки с Риверсайд-Драйв. И хотя Билли считал, что она по многим причинам не подходит ему, именно любовь к этой девушке заставила его сбросить с себя неуклюжие манеры и нарочитую грубость. Незаметно, хулиган Билли Берн пропал, но между Большой авеню и Риверсайд-Драйв зияла огромная пропасть. Прошло немного времени, и он сам от-казался от возлюбленной, понимая, что не пара ей. Но, даже зная точно, что их пути больше никогда не пересекутся, он все же старался оставаться таким, каким девушка желала его ви-деть. Билли знал, что никогда не сможет забыть ее, но надеялся, что Большая авеню с ее шу-мом отвлечет его от ощущения потери. Главным все же, оставалось желание вернуться к месту своей прежней жизни для того, чтобы, как он говорил, «утереть им нос».

Ему очень хотелось показать прежней шайке, что он, Билли Берн, не стыдится быть приличным человеком. Он хотел доказать соседям, что может работать честно зарабатывая себе на хлеб. С каким восторгом он думал о разочаровании содержателей пивных, когда те убедятся, что он, дебошир и пьяница Билли Берн, больше не смотрит в бутылку. Перед ним была новая, интересная жизнь, которую он собирался наполнить совсем иным, чем прежде, содержанием. Главным образом он хотел опровергнуть несправедливое обвинение в убий-стве, заставившее его бежать из Чикаго. Ему просто повезло в ту ночь, когда полисмен Стэнли Ласки с Лейк-стрит предупредил его о вероломстве Шихена показавшего на него, как на убийцу старого Шнайдера!

Билли Берн и в самом деле был тут совершенно ни при чем — в ту ночь он близко не подходил к пивной старика Шнайдера. Шихен, арестованный по подозрению в этом пре-ступлении воспользовался возможностью свести счеты с давнишним врагом  и свалил вину с себя на Берна.

За истекший год Билли многое повидал и не меньше понял, заново переосмысляя свою жизнь. Его пещерные понятия о законе и порядке тоже претерпели немалые изменения и теперь он больше не боялся их. Он начинал верить в их справедливость. Законы его стра-ны дадут ему то, чего он ищет, — справедливости.

Билли усмехнулся. Как сильно может измениться человек! Он, Билли Берн, собирает-ся обратиться к закону и его служителям! Все его детство, вся юность прошли под знаком сплошной борьбы с гнетом общественного строя. Не глупо ли было добровольно возвра-щаться, чтобы отдать себя в руки врагов своего класса, и верить, что его непричастность к преступлению будет сразу же установлена? Зная свою невиновность, Билли полагал, что и другие должны будут сразу ее признать. Он уже строить планы: «Для начала поеду взгля-нуть на Большую авеню, а уж после сам отдам себя в руки полиции. Суд может затянуться, а я хочу до него повидать кое-кого из старых знакомых». С этими мыслями Билли сел в омни-бус и, прислонившись к открытому окну, стал жадно вглядываться в мелькавший перед ним дымный, грохочущий Чикаго.

НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ СТАРОГО дома, жила семья Шэн. На верхней ступени шаткой лесенки, прислоненной к неровной стене с облупившейся от времени краской сидела, съежившись, девушка.

Мэгги была сильно не в духе по случаю неурожая на кавалеров. Никто из претенден-тов на ее сердце так и не смог заполнить горестной пустоты, образовавшейся в нем после внезапного отъезда Шихена. Прошло уже много недель с тех пор, как этот достойный джентльмен «избрал более здоровый климат», к немалому смущению Мэгги и поручившихся за него товарищей. Мэгги мрачно смотрела на раскинувшуюся у ее ног грязную улицу, на крикливую толпу нечесаных женщин и оборванных ребятишек. Она провожала хмурым и рассеянным взглядом проезжавшие с грохотом тяжелые телеги, когда вдруг заметила до-вольно интересного мужчину, идущего по ее стороне улицы. Он был еще слишком далеко от Мегги, чтобы она смогла различить черты его лица, но рост, осанка, весь общий его вид понравились отчаянно скучающей девушке.

Легким движением пригладив сзади прическу, она кокетливо поправила взбитую начесом косую челку, закрывавшую один глаз, оправила юбку и замерла в ожидании. По-дошедший ближе прохожий оказался настоящим красавчиком, но чудней всего, в его внеш-ности было то, что он показался Мегги страшно знакомым. Когда же мужчина поравнялся с ободранной стеной  и взглянул вверх, Мэгги сразу узнала его. Девушка ахнула и схватилась за поручни лестницы. Минута, — и мужчина прошел мимо, практически не обратив на нее внимания.

Некоторое время девушка неподвижно смотрела ему вслед, но, словно очнувшись, стремглав скатилась по лестнице, вбежала в лавку зеленщика на углу и попросила телефон.

— Запад, два-шесть-три, — задыхаясь прохрипела она в трубку, и затем через секун-ду: — Лейк-стрит? Слушайте! Билли Берн вернулся. Я его только что видела...

— Да, да!.. Кто я? Да не все ли равно? Но, если он вам все еще нужен, то знайте: он как раз разгуливает по Большой авеню... Идет к западу. Я его только что видела у памятника Линкольну. — Сказала девушка и повесила трубку.

В это время Билли Берн спокойно шел по знакомым кварталам. «Надо бы к матери заглянуть», — подумал он. Не то, что он ожидал встретить у нее хороший прием, даже если бы она по случайному стечению обстоятельств оказалась трезвой, просто он считал своим долгом зайти к ней. За истекший год вся манера мышления Билли основательно изменилась и он просто хотел ей помочь. Добравшись до знакомого покосившегося дома в которой прошло его детство, он узнал, что мать умерла. Грязную комнатенку теперь занимала какая-то другая бедняцкая семья.

Если Билли Берн и почувствовал некоторую печаль по случаю кончины матери, то, во всяком случае, это никак не проявилось на его лице. Хотя справедливости ради стоило заметить, что от покойницы кроме пинков и колотушек он ничего и не видел, посему в та-кой реакции не было ничего необычного. В «самой демократичной стране мира Америке» бедняки по-прежнему оставались париями. Все двери перед ними были закрыты... Безыс-ходность окружавшего толкнула Билли на путь преступления в таком возрасте, когда маль-чики обычно еще только поступают в начальную школу. Чего греха таить, едва выйдя из «родового гнезда», Билли украдкой облегченно вздохнул и бодрым шагом повернул обратно к Большой авеню.

Никто из немногих, узнавших его при встрече не казался особенно восхищенным его неожиданным возвращением. Билли почувствовал некоторое разочарование и решил немед-ленно отправиться в полицейский участок на Лейк-стрит, чтобы узнать, в каком положении находится дело об убийстве Шнейдера. За это время вполне могли найти настоящего убий-цу, и в этом случае Билли сразу же был бы реабилитирован. Если же нет, то он все равно решил отдастся им в руки и требовать суда и следствия.

Когда Билли подошел к Вуд-стрит, два человека, притаившиеся в дверях пивной, вдруг шагнули к нему, схватив с обеих сторон. Билли возмущенно оглянулся.

— Давай без твоих шуточек, Берн, иди лучше сам и спокойно! — посоветовал ему один из них.— Не глупи!

— О! — протянул Билли.— Это вы? А я как раз собирался сам идти в участок.

Оба полисмена язвительно усмехнулись.

— Мы тебя избавим от этого беспокойства,— сказал один из них.— Мы проводим тебя. Ты бы мог заблудиться, если бы пошел один!

Билли молча прошел с ними остальной путь до патруля. Он видел, что полисмены ему не верили и что с ними столковаться нельзя. Начальник патруля с таким же сомнением отнесся к его словам. Он только смеялся в ответ на все уверения Билли о том, что  он был уже на пути к участку в момент своего ареста.

ГЛАВА II. ПРИГОВОР

ТЯНУЛИСЬ НЕДЕЛИ ЗА НЕДЕЛЯМИ, а Билли Берну так и не удалось найти никого, кто бы ему поверил. Да и кто бы мог ему поверить, что он хочет жить честно, трудовой жизнью, и уж конечно не верили, что он совершенно не причастен к убийству Шнайдера. Берн уже и сам начал сомневаться в разумности своего поступка. Он все больше склонялся к своему первоначальному мнению о полиции и законе лицемерно-демократической Америки. Его товарищ по тюрьме рассказал ему о закулисной стороне дела: оказывается, газеты страшно напали на департамент полиции за то, что тот не сумел найти убийцу несчастного Шнайде-ра. Результатом этой травли стало то, что полиция жаждет теперь взвалить на кого-нибудь это преступление. На кого, — безразлично, лишь бы это не был кто-нибудь из ее служа-щих...

— Может быть, ты этого и не делал,— заключил свой рассказ сосед по камере,— но будь уверен, они уж добьются смертного приговора для тебя. Они тебя, ух как не любят, Берн! Ты им наверно здорово насолил в прежние времена, и они не забыли этого... Не хотел бы я оказаться сейчас на твоем месте!

Билли пожал плечами. Он не в первый раз сталкивался с человеческой подлостью, но его прямая натура никак не могла примириться с такой вопиющей несправедливостью. Куда он смотрел? И где теперь его наивные мечты о справедливости? Они снова растворились в ненависти к проклятому строю своей «свободной» страны. Билли встряхнулся и, чтобы не думать о всей этой грязи, вызвал в своем уме образ прекрасной девушки, которая так изме-нила все его существо. Воспоминание о ней дало Билли какую-то непонятную и смутную уверенность в том, что, в конце концов, восторжествует какая-то высшая справедливость. Он вдруг увидел воочию, что происки его недоброжелателей получат подобающую оценку и когда-нибудь Билли припомнит презренному обществу тот день, когда он с открытой ду-шой пошел к нему навстречу. За что? За порыв? За то, что вновь поверил в людей и спра-ведливость?

Приближался день суда. Следствие показало, что Билли всегда был неприятным субъектом, а полиция представила кучу свидетелей, которые, без колебаний, дали под при-сягой нужные показания. Билли казалось, что даже самый глупый судья мог бы заметить, при некоторой беспристрастности, что все эти показания — сплошная нелепая выдумка и что в этом случае сходство свидетельских показаний более чем подозрительно.

Свидетели, с поразительной точностью вспоминали любую нужную подробность. Например, что-то происходившее между семнадцатью минутами девятого и двадцать одной минутой десятого в ночь на 23-е сентября, более года тому назад, хотя, при этом, абсолютно не помнили, где они были и что делали десятью минутами раньше или позже.

У Билли свидетелей не было.

Исход был предсказуем. Даже Билли должен был признать это и, когда прокурор, в очередной раз разразился зажигательной речью по поводу закоренелости преступника, по-требовав смертной казни, молодой мужчина со всей ясностью ощутил пеньковую веревку на своей шее. В ожидании приговора Билли сидел в своей камере, заставляя себя читать газету, которую дал ему доброжелательный сторож, но его глаза, устремленные на белую бумагу и черные буквы, видели совсем другие картины.

Ему виделась бурная река, текущая по дикой местности, и небольшой островок в во-довороте. На этом островке находились мужчина и молодая девушка. Она  учила мужчину языку культурных людей и их взглядам на жизнь, прививала понятия о чести и говорила, что лучше потерять все, чем потерять честь... Билли понял, что эти-то уроки и заставили его выполнить безумный план «примирения с обществом», который заканчивался теперь обви-нительным вердиктом и виселицей. А ведь он хотел спасти свою честь и обелить имя. Он, Билли Берн, считался с мнением этого прогнившего до корней общества! Резкий смех вырвался из его груди, но он сразу же овладел собой, и лицо его снова смягчилось.

В конце концов, он сделал это ради нее. Сердится ли он на нее за это? Нет! Он неви-нен. Эти тупые ничтожества могут убить его, но они не могут сделать его преступником,  даже если бы тысяча самодовольных судей признали его виновным. Он не убивал старика Шнайдера!

Но как же это было тяжело и несправедливо после всех его надежд, после его планов жить честно. Его глаза, рассеянно устремленные на газету, внезапно были привлечены сло-вом «Хардинг». Билли Берн вздрогнул и впился глазами в статью.

Свадьба мисс Барбары, дочери миллиардера Энтони Хардинга, с Вильямом Мэллори состоится 25-го июня сего года.

Заметка была помечена Нью-Йорком и была довольно длинна, но Билли не стал чи-тать дальше. С него было достаточно! Правда, он сам уговаривал ее выйти замуж за Мэлл-ори, но теперь у него было такое чувство, как будто она ему изменила.

— Пошли, Берн! — прервал его мысли тюремщик.— Суд вынес приговор.

Когда Билли ввели в судебный зал, суд всем составом выходил из совещательной комнаты. Через минуту вошли присяжные и заняли свои места. Старшина, толстый обрюзг-ший купец, передал секретарю лист бумаги, но еще до того, как его прочли, Билли знал от-вет. Его, конечно, признали виновным, но теперь это было уже все равно. Он ничего не имел против того, чтобы судья послал его на виселицу. Больше от жизни ждать было нечего. Он хотел только одного — умереть, но насмешница судьба распорядилась иначе: вместо смерти Билли Берн был осужден на пожизненное заключение в исправительном доме в Джолитэ.

Это было горше смерти! Билли Берн содрогнулся от мысли, что ему придется до кон-ца дней оставаться в мрачных стенах тюрьмы. Он почувствовал прилив острой ненависти к слепому и несправедливому закону, ко всему, что имело к нему отношение. Как охотно сжал бы он своими стальными пальцами толстую шею красномордого судьи! Самодоволь-ные, тупорылые присяжные, с отвращением поглядывавшие на «опасного преступника», вызывали в нем жажду убийства. Справедливость! Это они называли справедливостью! Билли Берн громко расхохотался.

Судебный пристав с постным лицом призвал его к порядку. Один из присяжных, наклонившись к своему соседу, прошептал:

— Закоренелый преступник! Общество будет в безопасности, когда он сядет за ре-шетку.

Уже на следующий день Билли посадили в поезд, отправлявшийся в Джолитэ. От са-мой тюрьмы он был прикован ручными кандалами к помощнику шерифа,  и казался спо-койным, хотя внутри него клокотала ненависть. Подумать только, какую идиллию развел он из своего возвращения. И что из этой идиллии вышло! Ну так что же? Поделом! Сам влез в петлю. Да, нечего сказать, ласково приняла его родина!

В одном из великолепных домов на Риверсайд-Драйв, в Нью-Йорке, удобно обло-жившись пуховыми подушками, сидела в постели молодая девушка и, попивая кофе, читала утреннюю газету.

На внутренней стороне главного листа один из заголовков привлек ее внимание:

«Чикагскому убийце — пожизненная тюрьма».

За последнее время Барбара Хардинг особенно интересовалась Чикаго, и  поэтому пробежала глазами следующие строки:

Убийца безобидного старика, содержателя пивной, наконец найден и привлечен к ответу. Им оказался известный в западной части города хулиган Билли Берн, более года скрывавшийся от правосудия. Суд проявил милосердие и осудил преступника на пожизнен-ное заключение в Джолитэ вместо виселицы.

Барбара оцепенела от ужаса и выронила листок, а затем давясь рыданиями поверну-лась к стене и уткнулась лицом в подушку.

Конец ознакомительного фрагмента