Кеннет Балмер "Гончие Антареса"

СПРАВКА О ХАВИЛФАРСКОМ ЦИКЛЕ

С этим томом своей Саги, Дрей Прескот пускается, очертя голову, в новую серию приключений на планете Креген, том чудесном и прекрасном, таинственном и ужасном мире в четырехстах световых годах от Земли под солнцами созвездия Скорпиона.

Дрей Прескот — шатен выше среднего роста с прямыми волосами и карими глазами, глядящими на собеседника спокойным и властным взглядом. Он необычайно широкоплеч, и в нем чувствуется нелицеприятная честность и неустрашимая отвага. А двигается он, словно крупная дикая кошка, бесшумная и смертоносная. Родившийся в 1775 г. и научившийся жизни в нечеловечески жестоких и суровых условиях парусного флота конца восемнадцатого века, он представляет собой фигуру, которая, по мере того, как мы все больше узнаем о нем, отнюдь не становится менее загадочной.

Из-за интриг Савантов нал-Афразоя, смертных, но сверхчеловечески могущественных людей, посвятивших себя помощи человечеству, и козней Звездных Владык его много раз забирали на Креген. В первые годы пребывания там он поднялся в чинах и стал зоркандером у кланнеров Сегестеса, и князем Стромбора в Зеникке, а потом членом мистического и воинствующего ордена Зыйских крозаров.

Вопреки всему, Прескот добился осуществления своего наивысшего желания на Крегене, и в бессмертной битве при Рисслакамариме (Драконьих Костях) он доказал, что имеет право назвать Делию своей — Делию, Делию на-Дельфонд, Делию Синегорскую. И Делия соединила с ним свою судьбу на глазах у своего отца, грозного императора Вэллийской империи, и под раскаты громового клича «Хай Джикай!» воинов и товарищей Прескота.

Уже в качестве принца-магнара Прескот вылетел на борту императорского аэробота в Вондиум, столицу Вэллии, и воображение уже рисовало перед его взором картины грядущего триумфа, он чувствовал, что сбылись все его мечты. А под его старым ало-желтым флагом рядом с ним гордо стояла Делия, принцесса-магна.

Вот так закончился «Делийский цикл». Этим томом, «Гончие Антареса», открывается «Хавилфарский цикл», и, как вы обнаружите на последующих страницах, для Дрея Прескота начинается новая жизнь на Крегене под солнцами Скорпиона, но эта жизнь окажется разительно непохожей на его ожидания и мечты и не раз зашвырнет его в гущу очередных опасностей и приключений в иных краях среди незнакомых народов вдалеке от всего, что он знал и любил.

Алан Берт Эйкерс

 

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Делия

Мы с Делией поженились.

Делия на-Дельфонд, Делия Синегорская, принцесса-магна Вэллии, и я, Дрей Прескот, поженились.

Если вам это кажется концом рассказа, то вы обманулись так же, как и я. Много-премного глупых молодых влюбленных воображало, и на Крегене ничуть не меньше, чем на Земле, будто веселый перезвон свадебных колоколов означает счастливый конец их приключений.

О, разумеется я знал, что незримое присутствие Звездных Владык может вновь проявиться в виде ало-золотого силуэта могучего орлана, Гдойная, или же Саванты, в своей смертной, но сверхчеловеческой мудрости, могут решить снова воспользоваться моими услугами.

Но это все было делом будущего, того, что либо случится, либо нет. Кто же раздумывает о грядущем, когда он влюблен, только-только женился, и весь Креген расстилается перед ним, сияя и маня?

Но, как раз перед тем, как мы могли бы вступить в брак, оставалось еще одно незаконченное дело. Всю дорогу обратно к столице мною владело сильное ощущение, что я вступаю в новую эру своей жизни. Как вы услышите, именно так все и обстояло, хотя и не в том плане, в каком я ожидал.

Мне казалось, что после того, как мы вернемся с той бессмертной битвы у Рисслакамарима, иначе говоря, Драконьих Костей, и жизнь сделает новый поворот, я смогу расслабиться. Возможно, мысль о том, что Дрей Прескот когда-либо сможет расслабиться покажется вам странной. Но мне это иногда удается, и бывали случаи, когда я мог на короткое время отбросить все заботы о мире и поступать, как бог на душу положит. Мои отношения с императором складывались на странный лад, и я знал, что он при всей своей заносчивости и гордости немного побаивался меня, даже будучи окружен вооруженными людьми, подобранными им самим.

Мы снижались, собираясь сесть на площади перед императорским дворцом. Императору настолько не терпелось вернуться, что он погнал свой аэробот впереди всей флотилии. Я спрыгнул на горячие камни площади и огляделся, удивленный отсутствием народа там, где обыкновенно видишь болтающих горожан, идущих по своим делам котеров, вереницы калсаниев, влекомые зорками колесницы с их стремительно вращающимися высокими колесами, в общем, всю блестящую сумятицу повседневной жизни Вондиума.

Из открытых ворот, ведущих во внешние дворы дворца, выскочила группа людей.

На палевых кожаных туниках у них были пришпилены бросающиеся в глаза зелено-лиловые розетки, а на широкополых вэллийских шляпах колыхались зеленые и лиловые перья.

Я с проклятьем выхватил рапиру и кинжал и бросился вперед, прикрыть собой Делию.

Она оттолкнула меня плечиком в сторону и храбро встала со мною рядом.

— Третья партия! — определила она. — Выходит, их осталось больше.

— Да, любимая, — согласился я. — И ты вернешься на борт флайера и взлетишь — ты и твой отец.

— Если ты думаешь, будто я стану послушно подчиняться твоим приказам только потому, что мы поженились, Дрей Прескот, здоровенный ты грэнт, и улечу, оставив тебя в страшной опасности…

— Делия!

— Иди, дочка! Предоставь сражаться воинам…

— Да, отец. Здесь есть один воин, который никогда не побежит, а я никогда не сбегу, бросив его.

Такова уж моя Делия. Мне некогда было с ней спорить. На нас ринулись молодчики из третьей партии, тайно просочившиеся в другие политические партии Вэллии и стремившиеся свергнуть императора.

Понапрасну срывая дыхание на крик — так как желал приковать все их внимание к себе — я, потрясая оружием, бросился вперед. Те, кто слышал весь мой предшествующий рассказ, знают, что я обычно никогда не кричу, во время атаки, а что до размахивания оружием, то это напрасная трата энергии. Но, бросаясь очертя голову навстречу надвигающимся убийцам, я знал, что должен встретить их на подходе и сковать боем, чтобы не подпустить к Делии, пока не подоспеют остальные наши флайеры с моими бойцами из Фельшраунга, Лонгуэльма и Стромбора и Синегорскими Молодчиками Делии.

Топот и скрежет обнажаемого оружия у меня за спиной уведомили, что ко мне спешит присоединиться летевшая с нами на флайере горстка бойцов.

Это немного улучшило соотношение сил, но оно все равно оставалось где-то порядка ста к двадцати.

И надо же нам так вот в самом конце ввязаться в эту мелкую стычку! Мы одержали победу и раздавили заговор третьей партии, и Нагхун Фуртуэй с его притязавшим на руку Делии племянником Дженбаром уже бежали из страны. А теперь вот такое! Поистине, я от души клял эту дурацкую и бессмысленную опасность, с которой столкнулась моя Делия здесь, на широкой площади перед собственным дворцом.

Два отряда сошлись со скрежетом клинков.

Я сражался. С небольшими перерывами, я сражался уже много буров подряд. Меня ранили — правда, легко — и теперь, несмотря на все годы подготовки в качестве земного моряка, на годы, проведенные с кланнерами на равнинах, и капитаном свифтера в Оке Мира, я почувствовал, что устал.

Но покуда враги стремились убить Делию, усталость руки, сжимающей рапиру и утомление руки, сжимающей кинжал, равно как и ватная слабость в ногах, были мне в вину, смертную вину!

Поэтому я сражался, и моя рапира рассекала лица и протыкала животы, а мэнгош плел свою серебряную защитную сеть, и я удерживал фронт скопища молодчиков, с воплями рвущихся к добыче. Ко мне присоединился экипаж аэробота, и мы на некоторое время остановили яростный натиск.

Но я знал, что мы не сможем долго продержаться.

Нападающие на нас демонстративно щеголяли зелено-лиловыми цветами третьей партии, но рукава у них охватывали кольца полос желто-голубого цвета.

Так вот, голубой цвет крайне необычен для знаков различия в Вэллии, поскольку синий цвет и его производные присутствуют на знаменах всех стран Пандахема, а между Пандахемом и Вэллией существовала давняя вражда.

Но я знал, что эти желто-голубые гербовые цвета принадлежали одному из ковов Замры, некоему Ортыгу Ларгосу, родственнику Ната Ларгоса, который пытался завлечь меня в ряды третьей партии и не так давно получил от меня камнем в глаз, а теперь, надо полагать, бежал за море вместе с остальными соучастниками.

Я разглядел, как Ортыг подпрыгивает на месте позади своих молодчиков, науськивая их. Это был пузатый толстяк со свинцовым лицом, его каштановые от природы волосы полностью выпали, оставив лишь окружающий лысину засаленный пушок и гладкое, как яйцо лолу, лицо.

Я не имел никакой возможности пустить в ход свой мощный лахвийский лук, а жаль, так как, на мой взгляд, если б я оперил этого раста, то его молодчики мигом бы разбежались. А так они походили на шайку наемных головорезов, дерущихся за деньги. Среди них попадались рапы и оши, какой-то брокелш, и даже вомокс, но я не видел ни одного чулика. Всем известно, что чулики, считающие себя самыми дорогими из наемных солдат, весьма разборчивы насчет своих нанимателей.

— Хай! — заорал я и поднажал, стряхнув алые капли с рапиры в лица собравшихся броситься на меня скопом. Они захлопали глазами, когда их забрызгало кровью, и в тот же миг я проткнул их, одного, второго и третьего, а четвертый получил кинжалом в сердце.

Позади меня раздались крики.

Позволив кову Замры пойти и повеситься, я резко развернулся кругом и, проворно прыгая бешеными зигзагами, пристально вгляделся в происходящее возле флайера.

Группа молодчиков отбросила последних телохранителей императора, тех немногих бойцов, что спустились с нами по окровавленным веревкам из разрушенной башни в кругу Драконьих Костей, и теперь волокла его прочь. Делию я не видел. Сердце заколотилось так, что мне с трудом удавалось дышать.

Только не сейчас! Только не под самый занавес!

Обратный путь лежал через пролитую кровь и препятствия из мертвых тел, мешавшие бежать.

У флайера я разглядел Делию.

Она стояла с мечом в руке, и какой-то рапа, со свернутой набекрень клювастой птичьей головой, изрыгал у ее ног свои внутренности. Делия махнула мне мечом.

— Мой отец! Дрей, они захватили отца!

— Оставайся здесь, Делия! — проорал я с напором, заставившем ее отступить назад, когда она припустила было ко мне. — Назад! — Теперь я увидел зрелище, радующее глаз — как по глиссаде на площадь опускаются флайеры. — Вон подходят Сег с Малом! Приведи их, милая, ради своего отца!

Но она поняла, что именно я имел в виду.

Я вовсе не призывал ее бежать к тем флайерам и привес-ти Сега, Мала, Вардена и Вомануса ради спасения ее отца-императора. Я подразумевал, что она должна бежать туда ради меня, ради нас.

Ничего подобного она делать не станет.

Задерживаться я не мог.

Молодчики кова Ортыга Замрского заметили снижающиеся флайеры и, в страхе заорав, бросились врассыпную. Захватившая императора группа удирала прочь от дворца, к ней присоединился и бежавший им наперерез сам Ортыг Ларгос.

Я побежал.

Сейчас никак нельзя было позволить одолевавшей меня усталости помешать делу. Я любил Делию и Делия любила меня, но если ее отец сейчас погибнет, и моя помощь окажется бестолку, то между нами ляжет тень, и пусть о ней никогда не упомянут, и на нее ни разу не намекнут, но, тем не менее тень останется навсегда.

Горячие камни площади жгли меня.

Похитителей я догнал достаточно легко, поскольку император сопротивлялся. Он все еще оставался сильным мужчиной, притом откормленным, и преисполненным врожденного величия, присущего его положению, поэтому им приходилось нелегко. Я искренне считаю, что это рукоприкладство с сопутствующими ему физическими упражнениями что-то изменили в этом человеке, этом грозном императоре, отце Делии. С ним уж много лет никто так не обращался. Так что, когда я догнал беглецов и принялся наносить удары направо и налево, он сумел выхватить чей-то меч и встать бок о бок со мной.

Он был не ахти каким фехтовальщиком, и на меня легла задача защищать не только себя, но и его, однако он продолжал напирать, свирепо рыча сквозь зубы:

— Вэллия! Вэллия! Незримые Близнецы!

А когда отраженный мной выпад свалил одного незадачливого бедолагу у него на пути, и император смог зарубить его, то заорал:

— Опаз Всеславный! Вэллия! Вэллия! Драк Вэллийский!

— Взять его, дураки! — завизжал своим бойцам ков Ларгос. — Зарубить варвара! Взять императора!

Я прекрасно понимал, что именно, скорей всего, думал ков. Он участвовал в заговоре, выпестованном его родственником, Натом Ларгосом, трилоном Черногорья, и, как я догадывался, Нагхун Фуртуэй пообещал ему пост паллана самого Вондиума. И теперь, ничего не зная о полном разгроме третьей партии, он пытался захватить императора и использовать его в качестве козыря.

— Держись позади меня, магнар, — бросил я не глядя. — Если будешь настойчиво лезть вперед меня, я могу по ошибке проткнуть и тебя.

Я говорил с этим императором не слишком-то вежливо.

— Горячее дельце, Дрей Прескот… — он рубанул какого-то оша, а этот маленький четырехрукий дифф подставил щит, и рапира с лязгом отскочила. Ош сделал выпад копьем нижней правой рукой, и мне пришлось скакнуть к нему, рубануть и прыгнуть, уворачиваясь от взмаха меча в его верхней правой руке. Но ош с визгом упал.

— Черный Чункра побери! — выругался я. — Император, живо назад, не то за волосы оттащу!

— Вокс побери! — воскликнул он, размахивая мечом. — Я сколько лет так не наслаждался!

Император даже не представлял, сколько раз его запросто могли убить. Предоставленный самому себе, он покатился бы по камням площади с полудюжиной дырок от рапир в животе или с головой, державшейся на одном хряще. Я отбил новую атаку и, зажав зубами окровавленный кинжал, протянул левую руку, и крепко ухватил императора за волосы.

И рванул на себя.

Он заорал, столь же от боли и оскорбленного достоинства, сколь и от страха, и сдал назад, я же протолкался вперед и встал перед ним, снова взял в левую руку кинжал, решительно отбил начало очередной атаки и ринулся вперед, моя рапира, словно смеясь, зловеще засновала туда-сюда, будто язык рисслаки.

Раздражение императора росло.

— Ты точь-в-точь, как все мои палланы, Дрей Прескот! — крикнул он из-за моей спины. — Лишаешь меня любой забавы в жизни!

Я успел крайне резко крикнуть ему в ответ:

— Если ты считаешь, будто сражаться и убивать — это весело, то ты еще дитя!

Ортыг Ларгос, ков Замры, еще не сдался.

Он сделал последнюю и, как ему думалось, окончательную попытку захватить императора. На меня попер сплоченный клин оставшихся молодчиков. Отбиваясь от них, пришлось пустить в ход все мастерство владения джиктаром и хикдаром. В этот клин входило и двое рап, очень свирепых, с плотоядно устремленными ко мне хищными клювастыми физиономиями, и они бросились на меня, опередив остальных. С этими двоими придется нелегко. Не выйдет отбиться и проткнуть их с такой же легкостью как тех, кто уже изрыгнул свои внутренности на пыльные камни площади.

Сражаясь с ними, я заметил, как император, подняв и выставив вперед рапиру в самой что ни на есть неуклюжей стойке, бросился на этот клин бойцов сбоку. Лицо его выглядело — и да простит меня Зар, если я почувствовал тогда крошечную искорку радости — очень похожим на лицо моей Делии, когда та встала рядом со мной, плечом к плечу, дать отпор наседавшим врагам.

Ларгос увидел свой шанс. Свой последний шанс.

— Взять его! — завизжал он.

Зелено-лиловые перья заколыхались над императором. Руки в желто-голубых рукавах потянулись к нему.

Я заорал.

Рапы передо мной чиркали рапирами, делая весьма профессиональные выпады и заставляя меня тратить сноровку и силу на них, а силы у меня, как я чувствовал, постепенно убывали.

Ортыг Ларгос торжествовал.

— Проткните его, рапы! — орал он.

Я принял удар на мэнгош, сделал выпад, отвел вторую рапиру довольно низко, и мне пришлось пропустить удар и изогнуться, давая клинку просвистеть мимо бока. Только я развернул запястье для следующего выпада, как длинную петушиную шею рапы насквозь пронзила метровая  стрела со стальным наконечником. Его соратник не успел издать ни звука, как вторая стрела проткнула его собственную тощую шею.

Я бросился на окруживших императора и, не оборачиваясь, крикнул.

Выкрикнул всего одно слово:

— Сег!

А затем последовала такая чудесная демонстрация меткой стрельбы, какую редко кому доводилось когда-либо видеть. Как я сражался с остатками третьей партии в зелено-лиловых перьях, рубя и пронзая их, так и Сег подстреливал всякого, кто пытался ко мне приблизиться. Его стрелы, бесшумно скользнув у меня над плечами, вонзались в грудь противников передо мной по самое оперенье. Против этой шепчущей смерти они устоять не могли и потому развернулись и бросились прочь, и погибли все, так как теперь на них обрушились и более короткие стрелы моих кланнеров.

Ортыг Ларгос, ков Замры, пошатываясь, сделал несколько шагов по камням площади и упал к ногам своего императора. Из груди и спины у него торчали стальные наконечники и яркие оперенья нескольких стрел.

— Ты рванул меня за волосы, Дрей Прескот.

— Да, — злобно огрызнулся я. — И опять рвану, если ты снова так вот кинешься на обнаженную сталь!

Он повернул ко мне сильное квадратное лицо.

— Я император, — заявил он, но не бахвалясь и не пытаясь внушить мне трепет. Коль уж на то пошло, вылезши из дебрей костей динозавров, он очутился лицом к лицу с моими победоносными бойцами и поэтому хвалиться по-прежнему, что он, мол, император, никак не мог. Он попытался объяснить, что опечалило его.

— Я никогда не мог позволить себе наслаждаться жизнью, — пожаловался он. — Никогда. Это всегда «плохая политика, неблагоразумно и небезопасно».

И это говорил человек, который, не сдержавшись, приказал отрубить мне голову. Теперь мне предстояла свадьба с его дочерью, и, видимо, это несколько изменило отношение ко мне. Я немного понимал его, да и в любом случае, некоторые императоры считают, что приказывать отрубать головы как раз и является их обязанностью.

Я отвернулся поприветствовать своих ребят, так и не улыбнувшись, чтобы дать ему понять, что сказанное не произвело на меня впечатления.

Сег, как любой экономный лучник, собирал стрелы на поле боя и он, как и мои дикие кланнеры, вышагивал с не отпустившим его щегольством победителя в бессмертном сражении у Рисслакамарима. Мал помахивал в воздухе длинным саксонским топором. А Корф Айгос — Большим Мечом Войны Синих гор, и я уловил испытываемую им и его Синегорскими Молодчиками некоторую гордость, таким вот воскрешением их древнего оружия. Варден же поглядывал по сторонам взором завзятого горожанина.

Хэп Лодер о чем-то толковал с Воманусом, и я гадал, какие же проделки они затевают. Воманус крутил в руках палаш Хэпа, и я рискнул предположить, что он рассказывает моему зоркандеру о длинных мечах внутреннего моря, Ока Мира.

— Если ты снова так сделаешь, Дрей Прескот, — предупредила Делия, — то я могу стать вдовой еще до того, как выйду замуж!

Я взял ее правую руку своей левой, и развернул ее, и так вот, бок о бок, мы и проследовали через главный вход императорского дворца в Вондиуме, столице Вэллии.

— Для тебя, Делия, я могу сделать все, что угодно, — сказал я. — Все что угодно.

В этом прекрасном и ужасном мире Крегена под лучами Антареса существует множество различных форм контракта между мужчиной и женщиной, согласными вступить в брак. Когда составляли боккерту для нашего обручения и брака, мы с Делией, не испытывая существенной необходимости обсуждать этот вопрос, инстинктивно выбрали ту форму, согласно которой двое связываются друг с другом самыми тесными узами. Прошли три отдельные церемонии. Первые две, религиозная и светская, носили, по-существу, приватный характер. О них я скажу немного, за исключением того несомненного факта, что они меня глубоко тронули. Они состоялись через крегенскую неделю, шиван — то, что я перевожу как семик, при всем том, что в нем шесть дней — после нашего возвращения в столицу. После этих двух церемоний мы стали мужем и женой.

Третья церемония, публичное празднество и шествующая по столице процессия, не доставила мне большого удовольствия.

— Ах, Дрей, лохматый ты здоровенный грэнт! Я в высшей степени счастлива, что народ Вэллии любит меня. И тебя он тоже полюбит! Поэтому народ хочет видеть нас счастливыми, хочет увидеть, как мы проезжаем с процессией по всем храмам, святым местам и разным городским округам. Ты будешь…

— Полагаю, я привыкну ко всему этому. Но я как-то не рассчитывал стать принцем-магнаром.

— Ничего, научишься.

После подавления попытки переворота требовалось произвести изрядную чистку. Часть плана кова Фуртуэя состояла в подстрекании тех или иных округов и провинций напасть на своих соседей. Я лично успокоился, только когда флайер принес сообщение от Тару ти Валканиума, что с моим стромнатом Валкой все благополучно. Возглавляемые моими старыми борцами за свободу, валканцы успешно отразили вероломное нападение с соседнего острова на западе, Кан-тирды, его жителей, похожих на дикобразов ква’войлов. Тару сообщил, что, после того, как они отразили первые атаки, им пришлось вторгнуться на Кан-тирду и выступить на север в помощь расположенной там колонии релтов, сохранивших верность императору. Я открыто намекнул императору, что на Кан-тирде следует навести надлежащий порядок, а тот, к моему изумлению, ответил просто:

— Так наведи его, Дрей, и все дела.

Позже Делия обругала меня:

— Ну ты и вофло! — что значит, как если бы на Земле сказали: «Ну и осел же ты!»

— Почему?

— Да ведь знатные джены именно так и манипулируют моим отцом. Он просто счел, что раз ты теперь самый сильный и могущественный джен в Вэллии — принц-магнар, никак не меньше! — то желаешь добавить Кан-тирду к своим владениям. Он отдал этот остров тебе.

— А он может это сделать? Я имею в виду, просто так вот взять да отдать?

— А почему бы и нет? Он же император.

— Мгм, — промычал я и пошел разбираться с одной-двумя досаждавшими мне мелочами.

Сега Сегуторио, лучшего товарища, чем когда бы то ни было на обеих планетах, сделали хикдаром Багряных Лахвийских Лучников.

Меня это разъярило.

— Слушай, император, — обратился я к тестю, — кто оставался верен тебе среди развалин в Драконьих Костях? Кто сражался за тебя? Кто оперил этих растов кова Замры, когда те собирались причинить тебе зло? Сег Сегуторио, вот кто.

Он постепенно возвращался к своему обычному, окружающему императора, ореолу пышности и мистической силы, и я знал, что должен действовать быстро, пока он снова не взял все бразды правления в свои руки. После истребления его врагов, или их бегства за рубеж, его положение стало прочнее, чем когда-либо. Если он хотел аннулировать все заключенные со мной сделки, то мог попытаться это сделать и убить меня, как уже однажды и приказал. Вот со стороны Сега и Мала я мог рассчитывать на абсолютную верность и преданность. Хэп Лодер и мои кланнеры, и Глоаг с бойцами из Стромбора должны будут скоро вернуться домой, хотя они оставались на большие публичные церемонии, отмечавшие мою свадьбу. Какое-то время мне ничего не угрожало. Я не забывал, как вознаградил меня на Пандахеме томборамский король Немо.

Я никогда не доверял королям и императорам, и не собирался начинать сейчас, при всем том, что этот император был отцом Делии на-Дельфонд.

— Чего тебе собственно от меня надо, Дрей?

— Мне? Да я говорю о Сеге Сегуторио! Из твоих личных телохранителей, Багряных Лахвийских Лучников, половина тебя предала, во главе со своим чуктаром. Другая половина дралась до конца, и остатки ее служат теперь тебе…

— Я послал в Лах нанять новых лучников.

— Вот и замечательно. И кто их возглавит?

— Я попросил отыскать некоего чуктара Вон-си-туоганя. Мне говорили, он самый блестящий офицер.

— Прекрасно, просто прекрасно, — мы сидели в личных покоях дворца, и император потягивал пурпурное венхартдринское вино, привезенное с небольшого острова у южного побережья. Император предложил бокал и мне. Вино оказалось чрезвычайно хорошим, и, как я полагал, император пил вино этой марки столько же из-за его качества, сколько из какой-то национальной гордости. Жолейские вина очень трудно превзойти. — Если ты считаешь, что поступаешь правильно, то да будет так. Но я б подумал, что Сег Сегуторио, как мастер-лучник, мог бы стать лучшим чуктаром твоих Багряных Лахвийских Лучников.

Император пригубил вина. На следующее утро мы с Делией проедем по городу на ярко изукрашенной колеснице с зорками в упряжке, будут играть оркестры, реять флаги, а два солнца изливать на нас свое опаловое сияние, и кругом будет сплошное веселье, смех и радость. Этим вечером, уединившись с императором, я пребывал в убеждении, что мне надо, пока не поздно, оседлать нескольких жантилов.

— Выстраивай своих дельдаров, — предложил император, поминая дебютный ход в джикайде. Выражение это можно примерно перевести как «выкладывай свои карты на стол», хотя и с предположением, что это будет начальной ставкой в затяжном торге.

Я послушно выстроил своих дельдаров.

— Тебе следует немедля сделать Сега Сегуторио чуктаром твоих личных телохранителей. Он в высшей степени предан тебе и Делии. Следовало бы наградить его с Малом — и я предлагаю даровать им титулы и поместья тех, кто так гнусно предал тебя. И можно бы подобрать подходящие подарки для других, которые спасли твой трон — да! — и твою жизнь тоже.

— А для тебя?

— Мне не нужно ничего, кроме Делии. Похоже, я приобрел Кан-тирду… я ее переименую, так как это название вызывает зловещие ассоциации у моих валканцев, и она будет полезным братским островом для Валки.

— И больше ничего?

— Мы говорим о других людях…

— О твоих друзьях.

Император еще пригубил вина, и посмотрел на меня. В последнее время он сделался мягче. Отдаю должное старому черту. Не надо заблуждаться, в этой части Крегена он был самым могущественным человеком. Я имел над ним власть только через его дочь. При всем том, что я сделал лично для него, он бы сбросил это со счетов, отнес бы сделанное к тому, что должен, обязан, сделать любой человек, дабы сохранить жизнь императору. Но — он немного ожил, и лицо его утратило то отвлеченное выражение, словно он ожидал кинжала, готового вот-вот вонзиться ему в спину. Я сделал его положение куда более прочным, чем оно когда-либо бывало.

— Да. О моих друзьях.

— Значит, они станут могущественными. И преданными тебе. Но я…

— Думаешь, я могу помышлять — не говоря уж об участии — о каком-нибудь плане или заговоре, направленном тебе во вред? Ты же отец Делии. Хотя, — добавил я, и, да простит меня Зар, получил удовольствие, говоря это, — твоя жена, мать Делии, была, должно быть, чудесным человеком. Нет, магнар, с моей стороны опасность тебе грозит не больше, чем будь ты в доспехах, какие не пробить даже из грос-вартера.

Оглядываясь назад, я думаю, что он наполовину мне поверил.

Будучи человеком осмотрительным, он нипочем не стал бы полностью доверять другому. Я тоже осмотрителен, или считаю себя таковым, однако я не раз делал глупость, полностью доверяя другим людям. Как вы уже слышали — и если хватит этих кассет, услышите еще — иной раз я расплачивался за такое глупое доверие, расплачивался за него муками, кровью и рабством. Но я все-таки доверял Сегу, и Малу, и Глоагу, и Вардену, и Хэпу Лодеру, и, убрав все ценное за пределы его досягаемости, доверял и Корфу Айгосу. Доверие к этим людям означало, что я доверял и находящимся под их командованием. И у меня не было никаких сомнений в преданности Валки.

А также теперь, когда я узнал, что Воманус доводится Делии сводным братом, то мог снова доверять и Воманусу.

— Я тебе верю, Дрей, — он уже решил, как поступить. — Я сделаю Сега Сегуторио чуктаром Багряных Лахвийских Лучников. Вдобавок, владения кова Фуртуэя были конфискованы. Я отдам их Сегу и произведу его в ковы Фалинура.

— Это и в самом деле необычайно щедро, — начал было я. Он остановил меня, подняв руку.

— И далее, поскольку этот долговязый Мал поднял и привел нам на помощь Синегорье, а Черногорье теперь из-за измены Ната Ларгоса осталось без владетеля, то я отдам эти владения Малу и произведу его в трилоны Черногорья.

Теперь мне пришлось подумать насчет этого. В Вэллии есть много рангов знатности, которые совсем не сложны, коль скоро уловишь сущность данной иерархии. Ков, как я сказал, приблизительно соответствует герцогу, а стром — графу. Между этими титулами помещается еще несколько рангов — о некоторых из них, я, помнится, уже говорил. Вад, трилон. Из-за присвоения Сегу и Малу не равных рангов мне стало как-то неловко.

— По-моему, ков Черногорья звучит как-то красивее, — высказался я.

Император негромко рассмеялся и налил еще вина.

— Ты, Дрей, скоро выяснишь, что титулы присваивают и добывают с боем. Они ничего не значат. Значение имеет земля. Земля! Каналы, зерно, скот, вино, строевой лес, минералы. Пожалуйста, сделай Мала ковом, если тебе так приятней.

— Так будет приятней Сегу, — это было правдой.

Между Сегом и Малом возникла крепкая дружба. Признаться, я почувствовал от этого сильное облегчение.

Император отпил вина, проглотил и вытер губы. И посмотрел на меня, чуть склонив голову набок.

— А что касается тебя, Дрей Прескот… В твоем лице моя бедная дочь заарканила татарина, — вообще-то он сказал «кланнера», но смысл его слов был именно таким, как я перевел. — Ты упомянул о Валке и Кан-тирде. Тот дурак, ков Ларгос Замрский, сам себя назначил палланом Вондиума. Он убит. Замра теперь твоя, как и титул кова, если ты его хочешь, принц-магнар.

Этот старый черт умел к тому же быть язвительным, когда хотел.

Я поблагодарил его. На этот раз я не стал заикаться от удивления. Я смотрел в будущее.

— Со всеми этими титулами, которые ты насобирал, Дрей Прескот, — заметил он, — думаю, нам понадобится особо большой лист пергамента, чтобы вписать их все в брачный контракт.

Глядя ему прямо в лицо, я ответил:

— Я хочу быть только мужем Делии.

После чего отправился спать. Завтра ждал великий день.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ. Семейная жизнь

Великий день настал.

В этот день мы с Делией действительно станем мужем и женой.

Когда я смотрел, как на небосклоне Крегена над Вондиумом восходят Зим и Генодрас, то поймал себя на том, как трудно мне понять собственные чувства. Ради этого дня я долго-предолго сражался, не жалея сил. Пропутешествовал по миру Крегена много дуабуров. Дрался с людьми, полу-людьми, полу-зверьми и чудовищами. Был рабом. Стал обладателем многих земель, и многие люди смотрели на меня, как на своего вождя. Я многое повидал и совершил, и все это, на самом-то деле, творилось именно с этой целью.

О том дне я мог бы сказать многое.

Некоторые эпизоды того дня я помню совершенно четко, словно видя его перед собой, лелея каждое мгновенье, другие же части видятся более смутно, словно в тени. Здесь на Земле китайцы при трауре надевают белое, тогда как в моей родной стране предпочитают рассматривать белое, как цвет чистоты и брачного счастья, девственности. Вэллийцы следуют второму обычаю, который, как мне думается, дает невестам возможность сверкать и светиться в день своей свадьбы особого рода счастьем.

Когда я увидел Делию в белом платье, белых туфельках, под белой фатой, и — ражи соответствия счастливым приметам, они тогда ничего не значили, и значили все — крошечными цветными крапинками здесь и там — букетиком цветов, алым краем подола, причудливым желтым узором на запястьях рукавов — то мог лишь стоять столбом, словно здоровенный дурень, и тупо таращиться.

Меня облачили в какой-то фантастический наряд — сплошные золотые кружева, бриллианты, перья, шелка, и атлас — и, когда я увидел себя в зеркале, то отражение потрясающе напомнило мне о том наряде, что я носил в опаловом дворце в Зеникке, когда принцесса Натема безуспешно испытывала на мне свои ухищрения. Я сорвал с себя это облачение. Воспоминание о Натеме, теперь уже давно и счастливо вышедшей замуж за моего верного товарища, принца Вардена, потянуло за собой непрошенные воспоминания о других выдающихся дамах, с которыми я познакомился за свою карьеру на Крегене. О принцессе Сушинг, Сози на-Аркассон, царице Лиле, Тильде Прекрасной, Виридии-рендере, и даже о Катрин Рашумин, как ковнева Рахартдрина, она будет среди блестящей толпы гостей на свадьбе. Я подумал о Майфуй, вдове моего товарища по веслу, Зорга ти Фельтераза, и вздохнул, так как мне очень хотелось, чтобы они с Делией подружились. Должен сказать, что Варден отправил в Зеникку флайер за принцессой Натемой.

Я приветствовал ее вполне по-дружески, пусть и ощущая некую странность данной ситуации. Натема выглядела все такой же прекрасной, и, насколько я знал, все такой же своевольной, как и прежде. Она сделалась немного более пышной и приобрела чуть более величественную осанку, так как у нее уже подрастало двое детей. Но они с Варденом отлично подходили друг к другу, и были счастливы, что меня сильно радовало.

Поэтому я сорвал с себя яркие одежды, превращавшие меня в попугая. А вместо них завернулся в длинный отрез ярко-алого шелка и надел обыкновенную палевую тунику вэллийского котера, с широкими накладными плечами, приталенную, и с подолом-колоколом. Рукава же были из белого пандахемского шелка, так как, несмотря на сильную вражду между Островами, Вэллия не настолько глупа, чтобы отказываться покупать наилучший пандахемский шелк.

С Валки прибыла вся моя знать и те друзья, с кем я сражался бок о бок, очищая остров от аргоров и работорговцев. Они привезли с собой превосходный афразойский меч, принадлежавший прежде Алексу Хантеру. Его я пристегнул к поясу с волнением, которого не мог отрицать. С этим чудесным мечом Савантов я мог с полнейшей уверенностью выступить против любого врага, вооруженного рапирой, длинным мечом, палашом, саблей, гладиусом. И даже тогда, в тот миг, мне, такому жадному до оружия, признаться, остро хотелось ощутить покачивающийся у меня на бедре могучий крозарский длинный меч.

Но этого, также как Ната с Золтой, двух моих товарищей по веслу и плутов-головорезов, здесь оказаться не могло.

Я поеживался при мысли о том, что скажут они, там, в Оке Мира — и что скажет Майфуй — когда прослышат, что я женился, а они не плясали у меня на свадьбе.

Будут многократно взывать к Матери Зинзу Благословенной, уж в этом я мог быть совершенно уверен.

Когда я в случайной беседе будто ненароком обмолвился императору, превращая сказанное в легкомысленную реплику, но тщательно подбирая слова, чтобы не разжигать страстей, так вот, когда я упомянул, что, наверное, можно бы отправить флайер в Томборам, он отозвался с такой яростью, что идея тут же угасла. Ярость его была направлена не на меня, потому что я способен на мелкие хитрости в облас-ти простейшей тактики, а на все государства острова Пандахем. Я упомянул об этом Малу с Сегом, поскольку подумывал пригласить на свадьбу Тильду Прекрасную с ее сыном Пандо, ковом Бормарка, а также Виридию-рендеру, если ее удастся вовремя найти. Оба дружно высказали мнение, что это никак не возможно.

Только на прошлой неделе пришли новости о жестоком набеге кораблей из Пандахема на заморский колониальный порт Вэллии. Я вполне представлял, какая ненависть полыхает в тех краях, возможно, она была иной, но никак не могла превосходить этот гнойник ненависти в столице. Меня это опечалило. Но я не хотел печалиться в день своей свадьбы, и поэтому, хлебнув напоследок наилучшего жолейского, спустился к дожидающейся колеснице с зорками в упряжке.

 

Конец ознакомительного фрагмента