Натали Тумко «САМОСЕЛЫ»

ГЛАВА 1

          Дед запалил кочерыжку от чеснока, самозабвенно вдохнул едковатый дым и сообщил:

- Мне семьдесят четыре года, а это означает, что свет от звезды Канопус, который мы имеем возможность наблюдать в сегодняшний день, а точнее ночь, вышел с той звезды в год, когда я родился. А звезда эта, ни много ни мало, в восемьсот раз ярче Солнца.

- Вы его не слушайте, - посоветовала баба Тоня. – Он не то, что Канопус, он Луну в телескоп не найдет, со своим зрением «орлиным».

- Откуда в тебе яда столько, Антонина, не пойму, - процедил дед. – И с чего, скажи на милость, ты мой телескоп невзлюбила, что он тебе, жить мешает? Скрипит по ночам? Кушать просит не в меру?

- А чего мне эту трубу любить, если она торчит на чердаке без толку, только место занимает.

- А куда тебе это место, ну? Что ты там на чердаке собираешься такое поставить, что мой телескоп тебе мешает?

- Нашлось бы что.

- Нет, ты скажи, - не унимался дед. – Ты не уходи от ответа! А ответить-то тебе нечего, потому как злючишься ты просто так, а труба телескопная – это всего повод для разбрызгивания яда!

- Пап, мам, не ссорьтесь, - примирительно сказала матушка. – Ешьте лучше блины. Мам, если и правда что-то поставить нужно, так мы в пристройке место освободим, или вон у Карины что-нибудь подвинем.

- Люся, не выдумывай, - отмахнулась баба Тоня. – Дурак-то мой прав, я и правда на него яд сливаю.

          Карина хохотнула, но быстренько задавила смешок чаем, чтобы не обидеть ненароком стариков. Но старики и не думали обижаться, ни на Карину, ни друг на друга, ни на кого бы то ни было. Такие перебранки были у них обычным занятием и случались время от времени, когда за чаем не находилось иных тем для разговоров.

          Бабушка Александра Антоновна, сводная сестра деда, в перебранках не участвовала, смотрела на все с интересом, как на представление и не верила, что супруги действительно поссорятся.

          Кроме Карины, матушки, отца, деда и двух бабушек, за столом сидел еще дядя Матвей, отцовский брат. Обычно завтракал он у себя дома, но тут зашел к отцу за каким-то инструментом и был усажен завтракать вместе со всеми.

          Отец доел яичницу, запил большой кружкой горячего чая с корицей, потом поставил кружку на стол и произнес:

- Все.

          Семья замерла. Дед перестал вдыхать чеснок. Никто не сомневался, что сказанное относилось вовсе не к завтраку и не к каким-то законченным делам. Слышались в этом «все» безысходность и неотвратимость, так говорят про конец света или развод или про еще какой-то очень важный продуманный шаг, время которого как раз пришло.

- Что все-то? – деланно будничным тоном спросила матушка.

          Отец важно кивнул, показывая, что его поняли правильно.

- Пора ехать. Дольше откладывать нельзя.

          Некоторое время все молчали. Потом дядя Матвей расправил плечи и сказал:

- Выходит так, что бассейн копать мы не будем, а будем, значит, делать прицепы к машинам. Спасибо, Люсия за хлеб-соль-блины-кашу, пойду-ка я своим сообщу.

          Дядя Матвей встал из-за стола и пошел к двери. Карине показалось, что в его размеренной походке спрятана мальчишеская радость, и что, как только дверь закроется – дядя Матвей побежит вприпрыжку по улице и закричит от радости что-нибудь бестолковое.

          В семье принято было собираться вместе завтракать, но после завтрака Карина не осталась по обыкновению поболтать с матушкой, а вернулась домой. Было о чем подумать. Она села в кресло и посмотрела на противоположную стену. На стене висело несколько картин, фотографии в рамках и небольшое панно из сухих цветов. Внизу у стены стояло электронное пианино. Карина наткнулась на него взглядом и подумала, что взять-то с собой она его обязательно возьмет, только не факт, что удастся там поиграть, потому что… потому что кто его знает, что там будет. И с электричеством, опять-таки возможна экономия.

И тут Карина поймала себя, что думает не о том «ехать или не ехать», а о том, что следует с собой взять, словно сам факт переезда был неоспорим.

- А раз спорить не о чем, - сказала Карина вслух самой себе, - нужно попрощаться с друзьями и кое-что для себя выяснить. Пора, пожалуй, Николайку навестить.

. . .

          Николайка сидел во дворе и увлеченно вырезал из чурки произведение искусства. Карина подошла, некоторое время постояла рядом, потом спросила:

- Что это будет?

- Медведь, - ответил Николайка не поднимая головы.

          Карина присела рядом на обрубок пня и сказала как бы между прочим:

- А мы в город переезжаем.

- В какой?

- Ну… в тот самый. В наш.

          Николайка оставил работу и посмотрел на Карину.

- Но туда нельзя!

- А кто остановит? Людей-то нет.

          Молодой человек положил инструменты в чехол, отряхнул одежду, потом пододвинул свой табурет ближе к Карине и тогда только сказал:

- Если бы я знал тебя чуть хуже, то подумал бы, что ты так шутишь.

- Уж куда смешнее, - вздохнула она. – Нас давно тянет. Что еще столько держались, не понимаю.

- И тебя тянет?

- И меня.

- Да ладно, тебе было-то не больше десяти, когда все случилось.

          Карина кивнула.

- Десять лет – достаточный возраст, чтобы помнить. Ты, конечно, можешь сказать, что детские воспоминания всегда светлые и нельзя им верить, но родители и дедушка с бабушками не были детьми, когда покинули город. Нам всем снится город. Все эти годы снится, мы скучаем по нему.

          Николайка покачал головой и поинтересовался:

- Зачем было вообще уезжать, раз так там нравилось?

- Мы не могли с этим справиться. И потом, паника, все убегали…

- А сейчас, что изменилось? Думаешь, сейчас вы справитесь?

          Карина пожала плечами и стало ясно, что этот вопрос не раз приходил ей в голову.

- Тянет, - повторила она. – А там посмотрим.

- Не страшно?

- Мне? Очень. Отцу, похоже, нет.

- Кто еще едет?

          Николайка был серьезен и насторожен. Он сразу принял известие о переезде, не пытался отговаривать, понимая, что такие решения не приходят вдруг, а назревают долгое время, и все «за и против» тщательно взвешиваются.

- Все.

- И Матвей?

- Да, и дядя Матвей с мальчишками. Наверное, и Ян с Верочкой поедут.

- Умеет твой отец уговаривать.

          Карина покачала головой.

- Нет, он никого не уговаривал. Мы так чувствуем. Нас всех тянет, ты же знаешь, мы выходцы из города.

- Пятнадцать лет прошло! – воскликнул Николайка. – Какое уже – шестнадцать! Столько времени об этом городе и не вспоминали, с чего вдруг теперь?

- Всегда помнили, - возразила Карина. – Просто не говорили особо. А почему вдруг теперь… так все совпало. Время пришло. Это трудно понять.

- Но другие-то не рвутся обратно. Наоборот, рады, что удрали, что живыми остались и с ума не сошли. Я в новостях видел, там один мужик в дверь коленом врос.

- Не за чем было эту дверь пинать. Сам виноват.

- Слушай, а может, тебе в деревне просто надоело? - вдруг предположил Николайка и сразу ухватился за это предположение. – Так ты только скажи, найдем тебе в поселке квартирку, с удобствами и все такое… Карин, правда, и к работе ближе.

- До работы и так не далеко, у меня машина есть, - возразила она. – И дело совсем не в том, что нам плохо здесь. Дело в том, что там – наше место. И мы скучаем.

          Они проговорили еще некоторое время, но говорили все не о том, что ожидала Карина. Когда Николайка завел разговор о женской глупости, приводя в пример литературные факты и анекдоты, девушка вдруг осознала, что смотрит на дорогу. И все слова молодого мужчины были правильны и своевременны, но бесполезны, потому что одна только эта дорога перечеркивала любые доводы разума, ставя на первое место какие-то совершенно неразумные чувства.

          Известие быстро разнеслось по поселку и ближайшим деревням. Кто-то приходил попрощаться, кто-то пытался отговорить, а кто-то заявлял, что совершенно не удивлен таким решением, что давно висело нечто такое в воздухе, какая-то тревожность, ожидание перемен.

          В очередной раз во дворе послышалось приветственное тявканье собаки, и в дверь вошла молодая женщина. Ее звали Алиса. Она была одета по обыкновению в широкую юбку и блузку с вышитыми на ней цветами, в темных волосах блестело несколько заколок.

- Дядя Семен, возьмите меня с собой! – воскликнула Алиса. Отец удивился, приподнял брови и сказал:

- Это что за блажь? Тебе зачем, ты-то местная, не городская. Тебе что там искать?

          Алиса была готова к такому вопросу и ответила сразу, горячо и убедительно:

- И пусть! И вовсе это не от любопытства, как вы могли подумать, вовсе это по другой причине! Ну, пожалуйста, дядя Семен, я обузой не буду, у меня и грузовичок почти уже есть, я сама свое барахло перевезу…

- Это как это «почти есть»? – заворчал дед, сидевший в углу у фикуса и прикрытый этим фикусом совершенно, так что и не разглядеть. Будто фикус с тобой разговаривает дедовым голосом. – Или есть или нет, никаких «почти»!

- Дом продам, грузовик куплю, - пояснила Алиса, которой в целом сейчас было все равно дед спрашивает или цветок в кадке. – У меня давно соседка выпрашивает, хочет к своему хозяйству мой двор пристроить, а грузовик у ее сына – мы такой вариант давно оговаривали…

- Ты не торопись, Алиса, - сказал отец. – Ты подумай хорошо, надо ли оно тебе? До нас город дотронулся, мы на всю жизнь с ним связаны, а ты-то – душа вольная. Мало ли мест казистых, что тебе за нужда с нами трястись? И еще как оно будет? Ведь ох, как там не просто, ты, небось, разговоры-то слышала?

- Не понравится – уеду, - сказала Алиса. – А не получиться уехать, так плакать не стану, и ныть не приучена.

- Что ж. Запретить не могу, такой моей власти нет. Хочешь ехать – так тому и быть. Человек ты не злобный, это мы знаем, конечно. И умения у тебя что ни на есть полезные, так что…

- Спасибо! Спасибо, дядя Семен! Вы только подождите меня, дайте собраться. А я уж медлить не стану, я и помощников найму…

- Через десять дней едем. Хватит тебе срока?

- Хватит!

          Алиса была местной ворожеей. Трудно сказать, зачем ей вдруг понадобилось срываться с места, здесь ее все любили и носили к ней заговаривать квас, потому что каждый знает, что заговоренный квас и хранится долго и лечит от многих болезней.

          Карина поманила Алису с собой, та пошла скорее машинально, еще не совсем отойдя от возбуждения и новых ощущений.

- Что? – спросила Алиса.

- Пойдем ко мне.

- Если отговорить хочешь, то не надо, не пытайся даже. Если уж у твоего отца ничего не вышло…

- Нет, я не затем, - помотала головой Карина.

          Девушки вышли из дома, пересекли двор и огород, и тут же оказались в соседнем дворике, принадлежащем Карине.

- Не жалко все это оставлять? – спросила Алиса. – Своими руками построено, выращено…

          Карина пожала плечами.

- Даже не знаю. Как-то не думаю об этом, мысли вокруг будущего крутятся, а на прошлое места в голове не остается.

- Это хорошо. Это очень хорошо.

- Знаешь, - вдруг вспомнила Карина, - а раньше я думала, что мне будет тяжело все бросить. Да, и правда, были такие мысли. А вот время пришло, и все как-то откинулось в сторону, как-то стало ненужным.

          Они зашли в дом, Алиса бывала здесь ни раз и с удовольствием расположилась в кресле-качалке.

- Хорошо у тебя тут. И пианино симпатичное… а пианино ты с собой заберешь?

- Да, конечно. Где там искать?

- Надо было тоже в музыкальную школу записаться, пока еще мелкой была…

          Карина улыбнулась. Она поставила перед гостьей на маленький журнальный столик стакан молока и вазочку с финиками.

- Вообще-то, я научилась играть не так давно. Мне как-то пришло в голову, что здорово было бы научиться играть на фортепиано, не профессионально, а так, для себя. Денег на уроки у меня тогда не было, а время было, это как раз после развода, когда мне совсем плохо пришлось. Ну, вот. Я нашла учительницу, пожилую, уже на пенсии, и предложила убираться, ходить в аптеку и по магазинам, а она меня учила. Вся история.

- Сама научилась? – восхитилась ворожея. – Вот умница! Так зачем ты меня звала? – наконец спросила Алиса и Карина сразу смутилась, опустила взгляд в пол.

- Я знаю, что ты карты всегда в сумочке носишь… хотела попросить, чтобы ты мне погадала.

- Ну, замечательно. Только зачем так смущаться, что тут такого особенного?

- Не хочу, чтобы родители знали. Сама не знаю, почему. И, потом, я уже вроде взрослая, а все гадания…

- Ты думаешь, гадают только школьницы? Ошибаешься. Все гадают, и, кстати, вопросы у всех почти одинаковые, от возраста не зависит. Что ты хочешь узнать?

          Алиса привычным жестом достала из сумки косметичку, из косметички появились колода карт, маленькая свечка в глиняном стаканчике и зажигалка. Ворожея запалила свечу и перемешала на столе карты.

- Мне нужно знать, получится ли у нас подружиться с городом?

          Алиса на мгновение замерла, потом доложила:

- Гадай на себя. «У нас» – характеристика не конкретная, мало ли у кого как все сложится, может у одного так, у другого – эдак. Как я тебе такое расшифрую?

- Хорошо, хорошо. Только за себя спрошу: как у меня сложатся отношения с городом? Это ничего, что я такие вопросы задаю?

- Родная, во мне сейчас проснулся профессионал, мне все равно, о чем ты спрашиваешь, главное, чтобы под твой вопрос расклад был. А расклады у меня на все случаи жизни имеются. Достань семь карт.

- Хорошо.

          Алиса манипулировала с колодой. Удивительно, она вовсе не была похожа на цыганку, но стоило ей взять в руки карты, как тут же начинало казаться, что гадание – у нее в крови.

- Так… Ну, что сказать. Жалко, что ты не про парня спросила, потому как выпадает тебе тут большая взаимность. Перемены, но это мы знаем, это не новость. Дорога лежит, она же победа – так что в город ты поедешь и доедешь до него удачно, тут не сомневайся. Город тебя боится, тебе не доверяет, но ждет. Проверять тебя будет, тут приготовься, но испытания ты пройдешь, и все у тебя заладится. Кстати, брякну, уж не знаю надо тебе оно или нет – любовь тебя ждет настоящая и большая. К городу или к человеку – тут не скажу. Проверим.

          Карина смотрела на карты и не понимала, как с каких-то картинок можно выудить и любовь, и недоверие, и дорогу.

- Как это у тебя получается? Удивительно.

- Ну, это со стороны удивительно, так же как я восхищаюсь твоим умением играть на пианино. На самом деле, надо всего лишь познакомиться с инструментом и сделать его частью себя.

- Когда ты говоришь, я кажусь себе умнее, чем есть, - сообщила Карина. Она любила общаться с Алисой, хотя подружками в знакомом понимании этого слова их нельзя было назвать, они не часто виделись.

- Ты другое мне скажи, с чего вдруг такие вопросы? – поинтересовалась Алиса.

- Какие?

- Такие. Про дружбу с городом. Ни про «ужиться – прижиться», этому бы я не удивилась.

          Карина немного помедлила, пытаясь сформулировать так, чтобы было понятно.

- Если получиться подружиться с городом, - сказала она, - не покорить его, не изучить, а именно подружиться, тогда, возможно, все будет не так уж страшно и безнадежно.

- Ты вспоминаешь, что было шестнадцать лет назад, - сказала Алиса, - но прошло время. И первые впечатления не всегда самые верные, правда? То, что вы приняли за вражду, возможно, было проявление заботы, просто в такой вот форме. А если и была вражда, то ведь теперь все изменилось – вам не хватает города, а ему, может быть, не хватает вас.

          Карина вспомнила панику, когда каждая коробочка, каждый бетонный блок стал вдруг частью единого организма, когда деревья, рекламные щиты, дома и даже сам ветер – все словно ожило. Словно равнодушные создания природы и человека обрели единую волю, и эта воля обрушилась на людей, и казалось, что нет спасения от этой силы..

Конец ознакомительного фрагмента